И он пошел вперед, напевая под нос какую-то неясную мелодию. Слов он вслух не пел, но в мыслях бывшего заведующего лабораторией кружились знакомые слова: «Сияй, моя звезда, над моей мечтою, над моей судьбой!». Похоже, Данилевский уже что-то разрабатывал. Надо привезти ему этот микрокомп, чтобы больше об экспериментах с детьми не вспоминал.
Дни сменяли друг друга незаметно и теперь были заняты клиническими испытаниями. Рена раз за разом составляла новые варианты Анти-ВС. Мохнатые больные один за другим усаживались на захват и то принимали Анти-ВС внутрь, то терпели уколы, которые им делал робот, то мазали составом заросшие части тела. На испытание рискнул даже Данилевский, чья недавно выросшая шерсть оказалась самой чувствительной к лечению, а кашель у него и не начинался. Фери, заразившийся раньше, по-прежнему мучился кашлем, зато расставался со своей растительностью очень быстро, раскидывая вокруг клочья кудрявой коричневой шерсти. Самыми упорными оказались меховые покровы командира Иринга и Валентина. То ли они болели дольше всех, то ли оказались менее чувствительны к лечению, но только через десять дней клочья светлой и седой шерсти начали осыпать их двор и ползающих по нему кавинов, а еще через пятнадцать начал уменьшаться кашель. От застарелого кашля им надо было долечиваться еще долго, но это было делом времени.
В один из дней удалось уговорить на новое лечение даже Хранителя преданий Ваихола, прилетевшего в сопровождении охраны и внука в деревню с визитом вежливости. Дело было, конечно, не только в вежливости. Старик был Хранителем преданий, а значит, местным историком, и хотел быть в курсе всех событий. А любопытный Эо ради приобщения к цивилизации был готов даже на лечение, которое ему не было нужно. У него заново взяли кровь, потом мазнули малой дозой Анти-ВС, и только тогда его неуемный аванигал был удовлетворен.
Мади каждый день сочиняла отчеты, а Бентоль, сидя на захвате, прикидывал, когда можно будет слетать в Сомервиль за проработками Данилевского и скоро ли он сможет вернуться со своим открытием к людям. Это могло произойти через несколько месяцев, а может быть, и лет, но не сидеть же в стикском сыром лесу до конца жизни! Неясным оставался только страх. Кто же этот Ава Увигао?
15. Большая гонка
«Раскаты грома разносят по небу вздыбленные облака, серые слезы неба текут по лицу вместе с моими. Когтистые лапки мороза разрывают в клочья все мое существо, отбирая последние искры опаляющего пламени любви. Чем я разгневала Витязя Ночи, отчего огненный жар его страсти покрылся инеем дерзновенного равнодушия?» – сочиняла Лорелея, сидя среди ночи перед миражом с очередным золоченым дворцом. Бентоль заглянул в освещенную золотистым миражом комнату. Сегодня из миража глядел приукрашенный вариант его самого, нахмурив широкие прямые брови и мрачно сжав большой рот.
Богиня сидела совсем рядом, окно было открыто, и Первый прыгнул в него, с готовностью исполняя роль витязя. Когтистые лапки мороза и дерзновенное равнодушие мгновенно сменились огнем страсти. На секунду появились угрызения совести, но Бентоль прогнал их. Совесть должна была мучить Лорелею, изменявшую мужу со всеми проповедниками подряд. Да и найти микрокомп Данилевского среди здешнего бедлама без хозяйки было невозможно.
Когда первая вспышка огня страсти миновала, богиня нахмурилась.
–Где ты был Витязь Ночи? Где твоя верность великой божественной любви? Богиня Тийя в гневе! Ты должен быть всегда рядом с ее воплощением, ожидая благосклонного взгляда!
Чего она хочет, какой великой любви? Похоже, станция внушения работает слишком хорошо! Сдвинув брови и разрумянившись, Лорелея величаво села на постели и распрямилась, откинув голову с гривой золотистых волос. Золотые кудри с прошлого раза стали гуще и ярче, это подтверждал парикмахерский синтезатор десятилетней давности, торчавший из-под кровати. Впрочем, натуральный гнев шел Тийе-Лорелее куда больше, чем искусственно выращенные волосы. Однако этот гнев может завести и ее, и жителей Сомервиля слишком далеко – станция внушения работает в операторском режиме, и если не успокоить богиню, весь город будет злиться вместе с ней. Бентоль слегка нажал внушением, но Лорелея не унималась.
– Божественная сущность, проникнутая любовью, требует полного самоотречения в служении ей! Создающая действительность из мечты, плоть из пустоты, свет из тьмы требует от тебя клятвы верности ей! Преклонись перед священной сущностью мироздания, принеси присягу вечной любви!
Какие ей нужны клятвы? Может, еще присягу дать и идентификатором заверить?
– Прости, божественная, – проговорил он, внушая богине спокойствие и равнодушие. – Жизнь без великой любви была настоящим наказанием.
Возвышенные выражения дались с трудом, но божественный гнев на время затих. Пламя страсти вновь согрело душу Лорелеи, превратившись в огонь вдохновения. Она прыгнула за столик с миражом. «Всеми фибрами души я желаю принадлежать ему, Витязю с пронзительными синими глазами…» – откровенничала рисованная богиня любви.
Станция наверняка до сих пор привязана к ее операторскому внушению, и этот бред о клятвах верности будет до вечера внушаться и жителям Сомервиля, и ей самой. Интересно, как это можно использовать? Можно внушить Лорелее, чтобы она убедила жителей города прекратить охоту на алов. Или чтобы прекратила проповедовать отвращение к мохнатым деревенским жителям. Впрочем, это ненадежно. Лучше взломать своей программой замок станции, забраться туда самому и отключить станцию от операторского внушения. Но обращать на себя внимание Службы Безопасности нельзя. В станцию он войдет только в крайнем случае. Его микрокомп всегда при нем, программа взлома вписана, если будет надо, он войдет.
А пока надо найти микрокомп Данилевского и уходить, скоро рассвет. Пусть она покопается в своем бедламе! «Куда делся старый микрокомп, в котором писал Ларс?– мысленно сформулировал Бентоль. – Надо найти его скорее!» Нажим внушения, несколько секунд на осознание, и Лорелея оставила свое сочинение. Ее рука начала шарить на столике в куче шарфов, ожерелий из аморфитовых семян и грязной одноразовой посуды. Нашарив, наконец, маленький микрокомп, Лорелея в недоумении посмотрела на него – зачем он ей сейчас? Бентоль протянул руку, и она, повинуясь внушению, положила микрокомп на его ладонь. Он поднял мираж, прокрутил изображения – есть! Разработки, выписки из каких-то трудов, генетические формулы ослабленных вариантов вируса. Отлично. Бентоль равнодушно положил микрокомп в карман, висевший на поясе. Минуту спустя, он уже был у окна. Скорее, солнце-В уже поднялось, сейчас к воплощению богини явятся проповедники!
– Уже уходишь? – снова нахмурилась Тийя-Лорелея. – Или у тебя есть другая в лесу, мохнатая уродина? На кого ты променял воплощение богини, отвечай!
Ну вот, опять она злится, и жители Сомервиля теперь будут целый день ревновать и выяснять отношения.
– Прости, великая, дела ждут! – Бентоль в последний раз нажал успокоительным внушением и выпрыгнул в окно и под гаснущими звездами Колец помчался к реке. «Он бежал, как только получил то, что хотел! Он пытается использовать великую богиню!» – неслись ему вдогонку гневные мысли. Потом она, как видно, снова взялась за фильм. « Копья молний, как кинжалы, поразят соперницу. Та, которая посмела соперничать с богиней, не заслуживает права на жизнь! Божественный гнев страшен, предательство карается смертью! Предательская пощечина ниже пояса может быть смыта только кровью!» – красноречиво гневалась богиня. Неясно было одно – где было божественное лицо, если пощечина пришлась ниже пояса?
