В следующем отрывке выступал новый президент по фамилии Кторов, только что принесший присягу и заверивший ее текст идентификатором. Его физиономия мелькала в политических новостях Союза Северного Полушария уже лет десять, а потому была давно знакома.
– Присяга принесена, и что же я могу сказать вам, друзья? – говорил он, изобразив открытое и добродушное выражение на своей длинной физиономии. – Я, как и вы, верю, что нашу страну, великий Союз Северного Полушария, с его славным прошлым и бурным настоящим, ждет великое и прекрасное будущее. А все, кто виновен в печальных событиях недавнего прошлого, больше никогда не смогут этого повторить. Я сделаю все, чтобы такие государственные структуры, как Служба Безопасности, космический флот или армия, были полностью очищены от лиц, сотрудничавших с преступной властью социал-натурализма. Будут отменены все категории, кроме двух – гражданин Союза Северного Полушария и социал-натуралист, поставленный вне закона и не имеющий никаких гражданских прав. Земля должна гореть под ногами врагов гуманизма! Исследования генетики человека будут поставлены под строгий государственный контроль, и те, кто пострадал от подобных исследований, получат соответствующую компенсацию.
– Надо же, до чего договорились, – вздохнул Верховер. – Теперь будут вместо мутантов отлавливать социал-натуралистов, и точно так же лишать их гражданских прав. Расставили всех по порядку номеров и считают: первый, второй, следующий… Сначала с одного конца считают, потом начинают с другого. А кто решает, с какого конца считать, и в чьи головы вживлять жуков? Все те же непотопляемые политики.
После ночного боя он полностью доверял Первому и разговаривал с ним в открытую.
– Что теперь будет с Девяткой – закроют? – вслух спросил Бентоль. – Когда в деревню летели погромщики, Мади переслала отчет Гардону в Девятку, но, видно, зря.
– Джесс Гардон все еще остается заведующим лабораторией, – ответил Верховер. – Я узнавал час назад через генерала Панина.
– Гардон боится начальства, – Бентоль вспомнил невозмутимого и вежливого нового заведующего. – Как он вообще занял это место?
– Не обязательно на всех давить и кричать, как Ларс. Джесс – хороший дипломат. Двенадцать лет назад после скандала он смог уберечь и Девятку, и научную школу, и, как я понимаю, тебя самого. Тогда он спас лабораторию, и теперь сможет. Так что ваш отчет в хороших руках. Да и я отослал дубликаты всех рапортов и отчетов прямо в Министерство Обороны с идентификацией. Там если и не дадут сразу хода всему этому, то, по крайней мере, не потеряют.
Он помолчал, слушая, как перебивая друг друга, рассуждают в мираже журналисты о начале новой эры. Бентоль тоже молчал, стараясь поудобнее устроить больную ногу. Когда-то он был всеми уважаемым Первым, потом превратился в отверженного мутанта, теперь мог снова стать полноценным гражданином, если бы вернулся на Землю. Будто угадав его мысли, Верховер заговорил.
– Но на Земле сейчас все меняется, Бено. И может быть, скоро ты получишь шанс вернуться. Пока ты только временный гражданский сотрудник в военном экипаже «Зари», и официально работаешь только на Стике. Если тебя будут считать пострадавшим от прежней власти, ты сможешь стать полноценным гражданином. А когда у тебя будут все права, любой адвокат докажет, что происходившее на «Солнечном ветре» – твоя самооборона плюс несчастный случай, а все последующее – вынужденные меры. Не скажу, что все обязательно получится, суд может принять любое решение, да и правительство тоже, но шанс у тебя будет. У меня шансов нет – слишком долго я был сотрудником Девятки. Я не расставлял учеников по номерам и не отправлял их на утилизацию, но я был там, и ничего не мог сделать. Поэтому я уйду в отставку и останусь здесь, на Стике.
Бентоль кивнул.
– Я знаю, что могу вернуться, но до сих пор не знаю, кто были эти, – он махнул здоровой рукой на пустые остатки брони над баррикадой. – И кто еще остался на полуострове. Этого никто не выяснит, кроме меня. С алами они говорили через камень, может быть, теперь и со мной поговорят.
Они снова замолчали, глядя на дорогу, где выскочив из-за домов, внезапно появилась Мади. Девчонка бежала к ним, и огромные карие глазищи сияли на ее темном от стикского загара лице. Темные волосы стояли дыбом, мягкие губы раскрылись в счастливой улыбке. На душе стало спокойнее, как будто, наконец, заполнилась пустота, и он увидел именно то, что хотел увидеть.
– Бено, ты встал? Арт уже разрешил выходить? Как здорово! Как все теперь хорошо! – зазвенел ее голосок. Да что с ней такое, кажется, тут не только то, что он вышел на улицу, это она еще вчера знала. Что она там думает? «И теперь у меня тоже есть… А что бы сказала мама? Неважно! Главное, что скажет Бено, но говорить ему все-таки страшно. Может, не говорить? Если надеяться будет не на кого, я сделаю все сама, и доктор Гиндали сказал… » – мелькало в ее мыслях. Что там она хочет от него скрыть? Глупость какую-нибудь?
– Выкладывай, что у тебя случилось, и что сказал Гиндали! – потребовал он. Девчонка оглянулась на Верховера, на грузовик и выпалила:
– У меня получилось!
– Что?
– Продолжение эксперимента природным способом! То есть ребенок! То есть два, они близнецы, у меня близнецовая наследственность! Робот в больнице уже обоих определил, девочка и мальчик! – облегченно затараторила она.
Когда это девчонка успела снять блокировку? В лесу, что ли? Ну, теперь уже поздно гадать. Она добилась своего – всегда хотела завести детей, причем от него, и теперь радуется! Вот бамп-тест в лаборатории! Сплошные восторги и природные инстинкты!
– Мади! Ты вообще понимаешь, что сделала? Они мое биополе унаследуют, а на Земле еще ничего не ясно! Как они будут жить?
Она посмотрела такими глазами, как будто он ее убивал, губы затряслись.
– Нас всех, Бено, никто не спрашивал, как и какими мы хотели бы жить. – сказал Верховер. – Но мы живем такие, как есть, а как проживем жизнь – зависит от нас самих.
Хорошо философствовать, когда у тебя никого нет, и можешь жить хоть на Стике, хоть на опорной базе! Но от детей, которые сейчас еще не родились, ничего не зависит! А зависит от Мади и, между прочим, от него, Первого. И что он теперь должен делать? Это же не только продолжение эксперимента, это его собственное продолжение. Он не знал, сможет ли когда-нибудь ради этого продолжения броситься под огонь, как Данилевский, но точно знал, что теперь это тоже часть его жизни. Однако связывать себя документами с женой и детьми он сейчас никак не может. Он только сомнительный гражданский сотрудник военного экипажа. Пока бьют друг друга на трибуне депутаты и разглагольствует новый президент, он должен не жениться, а довести до конца исследование. И обеспечить детям безопасность.
– Мади и детям нельзя возвращаться на Землю, им нужно жить на Стике. Но не в грузовике, и не в аморфите! – Бентоль оглянулся на Верховера. Бок заныл, но это было неважно. Полной и гарантированной безопасности у них даже здесь не будет, но надо хотя бы устроить им удобную цивилизованную жизнь.
