Медсестра, не переставая улыбаться, повернулась к отцу, но тот, к облегчению Романа, лишь молча развел руками. Перед дверью, за которую уже успели увезти каталку с Лялькой, отец поймал Димку за локоть и сказал:
— Мы здесь в любом случае. Если что, сразу звони.
Димка кивнул в ответ и, рассеянно сказав «ага», скрылся за дверью.
Отец некоторое время смотрел на закрывшуюся дверь, а потом сообщил медсестре, что они будут ждать снаружи, и Роман, собрав все свое мужество, побрел за ним на улицу. Глядя в спину отцу, одетому в деловой костюм, Роман думал, что тому наверняка пришлось покинуть конференцию, узнав о случившемся. Еще думал, что отцу правда было бы намного проще, если бы он знал, что Роман в Лондоне. Вот только, кажется, этим его надеждам не суждено сбыться. Теперь главное — собраться с духом, чтобы отцу об этом сообщить.
Сглотнув, Роман отыскал взглядом Машу, и его сердце рухнуло в желудок, потому что ту обнимала Ирина Петровна, глядя поверх головы дочери на Романа с такой неприязнью, что впору было провалиться сквозь землю.
Отец Ирине Петровне тоже не обрадовался, однако улыбнулся и пошел в их направлении. Но стоило ему сделать пару шагов, как Ирина Петровна выпустила Машу из объятий и сама пошла навстречу. По ее лицу было видно, что ничего хорошего беседа не предвещает.
— Ира, — отец примирительно поднял руки, — давай без эмоций.
Кажется, это он зря сказал, потому что после его слов Ирина Петровна разве что не заискрилась.
— Без эмоций? — прошипела она. — Твой сын едва не угробил моего ребенка. И я должна не испытывать эмоций?
— Извините… — начал Роман, подбирая слова для оправдания.
Ирина Петровна развернулась к нему:
— Вы бы лучше вообще помолчали, Роман, потому что я сейчас близка к убийству.
Роман не знал, шутит ли она, но выглядело это весьма правдоподобно.
— Мама, — жалобно произнесла Маша и вклинилась между ней и Романом, будто прикрывая его от огня противника, — Рома не виноват. Я сама поехала. Я же говорила!
— Если бы не он, тебе бы и в голову не пришло поехать, — отрезала Ирина Петровна. — Поэтому нечего его выгораживать.
— Ира, давай снизим градус. — Отец говорил спокойно, но Роман прекрасно видел, что он тоже злится.
— Я не собираюсь снижать градус! Я вообще не собираюсь с вами дискутировать. Я только предупреждаю в последний раз, чтобы твой сын держался подальше. Ясно?
Ирина Петровна говорила все это, глядя на отца.
— Да не вопрос! — воскликнул тот. — У него билет на самолет.
— Так, значит, в ректорате меня обрадовали не зря? — тоже повысила голос Ирина Петровна.
— Зря! — громко ответил Роман, и все посмотрели на него. При этом стоявшая перед ним Маша развернулась так стремительно, что он невольно сделал шаг назад.
— Что? — в унисон спросили Маша и Ирина Петровна, однако Роман посмотрел на отца и сказал:
— Прости.
— Приехали, — произнес отец и, запустив пальцы в волосы, отошел к месту для курения.
— Ты не улетаешь? — спросила Маша, вглядываясь в его лицо так, будто что-то искала.
Роман чувствовал, что его уши пылают, щеки тоже горят, но, собравшись с мыслями, он посмотрел в глаза Ирине Петровне и произнес:
— Мне очень жаль, но я не лечу в Лондон.
— Вы отчислены, Роман! — нервно сказала та.
— Я восстановлюсь.
— Ну конечно, за деньги все можно.
— Мама, подожди, пожалуйста, — попросила Маша и, шагнув к Роману, попыталась взять его за руку, но, посмотрев на бинты, обхватила его предплечье. — Почему ты не улетаешь?
— Потому что не могу, — негромко сказал он.
— Но здесь ты тоже не можешь, — напомнила Маша.
Она была абсолютно права. Он не мог здесь.
— Но не здесь я еще сильнее не могу, — глядя Маше в глаза, произнес Роман.
— Какое удивительное владение русским языком, — саркастически заметила Ирина Петровна и, отыскав взглядом отца, позвала: — Лев!
Отец тут же затушил сигарету, дошел до припаркованной неподалеку машины, достал с заднего сиденья пакет и только после этого направился в их сторону. Он шел легко и выглядел абсолютно уверенным в себе, и Роман в тысячный раз подумал, что ему таким никогда не стать. Протянув Роману пакет, отец повернулся к Ирине Петровне:
— Слушаю.
Роман достал из пакета футболку и толстовку. И то и другое — с этикетками.
Маша немедленно забрала вещи из его рук и, вытащив из сумочки маникюрные кусачки, избавила одежду от этикеток. Ирина Петровна смотрела на это так, будто видела что-то отвратительное. Роману было жутко стыдно оттого, что отец по его вине вовлечен в публичную сцену, что у Маши проблемы с мамой, но он не мог не радоваться в душе тому, что Маша ведет себя так, будто он — ее. Будто он нужен.
— Переодеваться он тоже здесь будет? — спросила Ирина Петровна у отца так, словно Роман был пустым местом.
Маша при этом выглядела такой несчастной, что Роману стало ее очень жалко. Бог с ней, пусть ему говорит что угодно, но Маша… Он открыл было рот, но отец буднично произнес:
— Не думаю. У него с воспитанием все в порядке. Да ты у него самого спросить можешь, если что. Он говорить умеет.
Ирина Петровна посмотрела на отца так, что Роман не мог не признать: на него все эти месяцы она смотрела, можно сказать, даже ласково. Решив не усугублять ситуацию, он взял из Машиных рук одежду и направился к машине.
— Мария! — раздалось за спиной, и, обернувшись, Роман увидел, что Маша идет за ним.
Он мысленно застонал. С одной стороны, внутри все пульсировало от мысли, что Маша так открыто с ним, с другой — он очень не хотел становиться причиной Машиного конфликта с мамой. Но, видимо, это было неизбежно в той реальности, которую он выбрал час назад у догорающего «форда».
Машина пикнула, и Роман кивнул отцу в знак благодарности, но тот отвернулся, сделав вид, что не заметил. Роман со вздохом открыл заднюю дверь и бросил одежду на сиденье.
Маша остановилась в шаге от него и, кажется, не собиралась отворачиваться. Роман посмотрел на нее сверху вниз. Без каблуков Маша была маленькая и очень… его. Роман не мог подобрать иного слова. Утренний план испугать Машу и сделать так, чтобы она его возненавидела, казался сейчас совершенно идиотским. Как бы он жил с мыслью о том, что она его ненавидит? Как смотрел бы на себя в зеркало по утрам, зная, что где-то в Москве кто угодно может обидеть и испугать Машу, сделать что-то, наплевав на ее согласие?.. Если несколько дней назад он чувствовал, что его ответственность за Юлу огромна, то сегодня понял, что его ответственность за Машу безгранична, как вселенная, и он хочет ее нести, чтобы у Маши все в жизни складывалось благополучно.
