— С едой у нас к ночи негусто, — ласково произнесла она, — но внизу есть автомат со всякой этой вашей гадостью.
— Спасибо! — искренне сказал Димка и подтащил к кровати столик, чтобы Анна Семёновна могла поставить поднос.
Он торопливо отпил горячего чаю, вторую чашку и шоколадку пододвинул к Ляльке. Та отчего-то улыбнулась и сонно покачала головой, а потом прошептала:
— Ты иди домой. Я же все равно спать буду.
— Вот еще. Я буду здесь сидеть.
Анна Семёновна, наблюдавшая за ними, вздохнула и молча вышла.
— Нет, ты лучше иди, — уперлась Лялька. — А завтра приходи. Только с Ромкой.
Димка едва не поперхнулся очередным глотком. Завтра утром Крестовский улетит, но как сообщить об этом Ляльке, Димка не имел ни малейшего понятия.
— Я лучше побуду, — упрямо повторил он.
— Ты чокнутый, — сказала Лялька.
Димка отодвинул столик от кровати, вновь придвинул свой стул и устроился головой на краю Лялькиной подушки.
— Чокнутый, — прошептал он. — Слово такое смешное.
— Ага, — подтвердила Лялька. — Как будто копытом по голове стукнутый.
— Почему копытом? — прыснул Димка.
— Ну, как будто лошадь шла «чок-чок» — и по голове.
Лялька тоже прыснула. Некоторое время они молчали, а потом Лялька сонно пробормотала:
— Ты все-таки иди. У тебя, кажется, температура снова поднялась.
Димка вдруг вспомнил то, о чем думал, пока дергал заевшую намертво дверь машины:
— Ляль, насчет многогранников…
— Не надо, — еле слышно попросила Лялька, мгновенно проснувшись.
— Нет. Надо. Это ерунда, понимаешь? Не бывает совпадения граней. Да даже если бы и было, невозможно быть повернутыми друг к другу только одной стороной. Жизнь долгая, и в ней всякое бывает. Нужно просто уметь мириться с тем, что что-то в человеке тебе не подходит, а потом эти грани и вовсе сгладятся.
Лялька некоторое время молчала, а потом прошептала:
— Он клялся, что любит. Я даже не знала сначала, что это Андрей. Мы просто переписывались. Мне казалось, что он так меня понимает, совпадает во всем…
Лялька негромко всхлипнула, а Димка в сотый раз подумал, как же не хватает сегодня мамы.
— Он просто хотел денег, Ляль. Мне очень жаль. Правда. — Здесь Димка лукавил, потому что отчасти был рад, что все закончилось именно так, что Лялька наконец поймет, что виртуальная жизнь — полный отстой, и что, лишь глядя человеку в глаза, можно что-то о нем понять. Хотя иногда и здесь выходят промахи.
— Значит, меня можно любить только из-за денег?
— Пф, — фыркнул Димка и подумал, что девочкам иногда важно слышать красивые слова. Даже если девочки выглядят сильными и уверенными в себе, как Шилова. — Я тебя люблю. Забесплатно.
— Пф, — фыркнула Лялька в ответ. — Ты не считаешься.
Димка вздохнул и выдал последний козырь. Это было не слишком честно, но в критических ситуациях, как говорится, все средства хороши.
— Ляль, я три года гнобил Крестовского, но, услышав о том, что ты в опасности, он все бросил, спер новую тачку отца и поехал тебя спасать.
Лялька приподнялась на подушке и посмотрела на Димку сверху вниз:
— Правда?
Димка медленно кивнул.
— А что он сказал?
— Что все будет хорошо и мы тебя заберем. Так и вышло.
Лялька несколько секунд смотрела на Димку, а потом опустилась на подушку и прижалась виском к Димкиной макушке.
— И это все тоже забесплатно, — пробормотал Димка.
На это Лялька ничего не сказала. Димка полежал рядом с ней еще какое-то время, а потом понял, что она уснула.
Он осторожно встал, поправил Лялькино одеяло и вышел из палаты. Анна Семёновна уже домыла пол и теперь что-то читала, сидя на диванчике.
— Домой? — спросила она.
— Я не знаю, — с сомнением ответил Димка. — Как я ее оставлю?
— Вероника — милая девочка. Да и я сегодня тут буду, посмотрю.
Димка подошел к диванчику и опустился рядом с Анной Семёновной. Некоторое время они сидели в тишине, а потом Димка достал бумажник и, вытащив пятитысячную купюру, протянул женщине.
— Вы присмотрите за ней, пожалуйста, — попросил он, чувствуя себя неловко.
— Убери немедленно! — строго произнесла Анна Семёновна.
Димка смутился, но деньги не убрал.
— Возьмите, пожалуйста, — попросил он. — У вас же, наверное, зарплата небольшая.
— Зато у меня дома все живы-здоровы, — ответила Анна Семёновна и настойчиво отвела в сторону Димкину руку. — Присмотрим мы за девочкой. И Марат присмотрит, и Вероника, и я. Отдыхай иди.
И она опять потрепала его по волосам.
Димка встал и поплелся к лестнице. Купюру он убрал в бумажник только на выходе.
В больничном дворике его ждали. Крестовский и Машка, сидевшие на пионерском расстоянии друг от друга, тут же вскочили со скамейки и замерли как изваяния. Дядя Лёва затушил сигарету о бок урны и, выкинув окурок, направился к Димке. За ним по пятам шла Ирина Петровна. Димка, не готовый к ее появлению, напрягся, потому что сил на то, чтобы выглядеть нормально, не осталось.
Дядя Лёва принялся расспрашивать о Ляльке. Димка подробно отвечал, следя за тем, чтобы голос звучал бодро, а сам то и дело косился на стоявшего поодаль Крестовского, у которого снова оказался залеплен нос, а обе кисти были замотаны, как у мумии, и думал о том, что это все-таки классно, когда тебя кто-то ждет.
— Дима, как ты? — вдруг спросила бледная и обеспокоенная Ирина Петровна, оттеснив дядю Лёву в сторону. Будто в самом деле волновалась.
— Здрасте, — сказал Димка. — Я нормально.
Он скованно улыбнулся Ирине Петровне и посмотрел на Машку. Та стояла позади матери и выглядела подавленной. Димка вдруг вспомнил, что Ирина Петровна терпеть не может Крестовского, и ему стало неприятно. Появилось нелепое желание рассказать, какой Крестовский на самом деле, но Димка, конечно же, смолчал. Ирина Петровна зачем-то его обняла и потрепала по волосам. У Димки сложилось впечатление, что это было сделано для того, чтобы полюбовался Крестовский. Тот полюбовался: закусил щеку и отвернулся. Димка заметил, что Крестовский успел сменить заляпанную кровью рубашку на толстовку. Все-то у него получается. Во всем-то он круче Димки, от которого до сих пор несет гарью.
Переведя взгляд на Машку, Димка увидел, как та опустила голову, и почти физически почувствовал ее неловкость. Дурацкая, конечно, сложилась ситуация. Как ни крути. Вот если бы они были героями фильма, то титры начались бы еще на моменте его выхода из больничных дверей. А так приходилось стоять и лихорадочно придумывать, что сказать.
