— Пап, я попросить хотел, — начал Роман, не зная, как подступиться к разговору.
— Говори что.
Роману показалось, что голос отца звучит напряженно, но он все же решил рискнуть.
— Пап, выслушай, пожалуйста. У меня сейчас нет нужной маме суммы, но я готов пользоваться старым ноутом. Не проблема. Тормозил он полгода, еще потормозит. Просто в магазине деньги не вернут сразу. Пожалуйста. Я понимаю, что ты злишься, и я наговорил сегодня всякого. Я прошу прощения. Правда. Просто я не могу оставить маму там. — Роман вдруг понял, что отец тоже не сможет. Тот просто зол и хочет ее наказать. От осознания этого ему стало невообразимо легко. — Ты же не бросишь нас? — совсем по-детски закончил он.
— Хорошо, — вдруг сказал отец.
Роман не смог сдержать улыбку. Он думал, что будет гораздо сложнее, и приготовился убеждать, уговаривать, обещать все что угодно. В душе вдруг поселилась надежда на то, что отец простит маму и все будет как раньше. Пусть не сразу, но все же…
— Спасибо, пап. Ты самый лучший!
— Только у меня одно условие, Рома. Обещай, что выполнишь.
— Да, конечно, — все еще улыбаясь, отозвался готовый на все Роман.
— Ты больше не будешь общаться с Машей Рябининой. Ни под каким предлогом.
Улыбка сползла с губ Романа.
— Обещаешь?
— Да, конечно, — на автомате отозвался он, удивленно глядя прямо перед собой.
Забота отца о Волкове становилась уж поистине фанатичной.
— Отлично, — подытожил отец и отключился.
Вышедшая из ванной Юла остановилась, потом оглядела свои брюки, майку, пиджак и спросила:
— Что не так?
И только тогда Роман понял, что он растерянно смотрит в ее сторону.
— Юля, а что ты знаешь о Маше Рябининой? — спросил он, пытаясь понять истинную причину отцовского запрета.
Запрещать общаться с кем-либо, по мнению Романа, было слишком мелодраматично.
— Она дочка Ирины Петровны, препода по английскому, и таскается с Волковым.
— А в каком смысле «таскается»? — решил все-таки уточнить Роман. Потому что вдруг решил, что, в его понимании, пары ведут себя немного не так. Вот они с Юлой вроде как были парой. При этом они иногда обнимались на людях, держались за руки, как-то еще оправдывали свой статус. Маша с Волковым ничего подобного не делали. Зато они очень много разговаривали и почти всегда уходили с занятий вместе. А еще Маша могла наорать на Волкова, чего Юла никогда не позволяла себе с Романом.
— Ну, в смысле они везде вместе. Как попугайчики-неразлучники. Знаешь, есть такие? Один сдохнет — и второй следом.
Юла сказала это с таким лицом, будто ей совсем не было жаль бедных попугайчиков.
— А они сразу стали встречаться? Прямо с начала учебы?
— А они уже такими попугайчиками пришли. — Юла направилась ко входной двери.
Роман пошел за ней, сдернул с вешалки толстовку, взял с полки ключи от машины, проверил, при нем ли очки.
— А как они могли познакомиться? — спросил он.
— Господи, Крестовский, я вот отвечаю на твои вопросы и думаю: когда же в тебе проснется чувство такта? Мало того, что я пришла к тебе, а у тебя, на минуточку, другая девушка, так ты меня еще о ней и расспрашиваешь.
Юла говорила спокойно, и Роман не был уверен, шутит ли она или обиделась всерьез, но на всякий случай поймал ее за плечи и, притянув к себе, поцеловал в макушку.
— Я спрашиваю из-за Волкова.
— Ну конечно, — отозвалась Юла, однако повернулась и обняла его в ответ, забираясь холодными пальцами под футболку и проводя ими по его спине.
Это было весьма неприятно, но Роман мужественно стерпел.
— Ну что, вперед, к кренделькам? — Он еще раз чмокнул ее в макушку, не решившись поцеловать нормально: вдруг на нем где-то капелька крови осталась, а он не Маша, у него бабушка фельдшером не работала.
Глава 9
Я защищаюсь, а ты защищаешь.
За почти час унылого сидения в мягком кресле в кабинете ректора в ожидании выволочки Димка извелся от безделья и начал подозревать, что ректор знает о нем гораздо больше, чем Димка думал вначале. Иначе как объяснить эту пытку? Лучше бы на него наорали или отправили на какие-нибудь полезные работы, но только не сидеть на одном месте.
Димка ненавидел сидеть. В детстве он даже за обеденным столом усидеть не мог. Отправит ложку в рот — и начинает ходить и о чем-то рассказывать, и так до следующей ложки. Он не помнил, чтобы родители делали ему замечания. Точнее, делали, но только за то, что болтает с набитым ртом, а не за то, что ходит вокруг стола.
Судя по звукам из-за двери, лекция закончилась, а потом началась следующая. Где-то там Крестовский истекал кровью и наверняка злилась Машка.
Ректор попросил его не отвлекать и принялся что-то выстукивать на ноутбуке, неспешно и сосредоточенно. Спустя час Димка спросил:
— Вы про меня не забыли?
Ректор отодвинул ноутбук, словно только и ждал этого вопроса.
— Нет, Дмитрий, не забыл. Ты свободен.
Димка сдержал нецензурное слово, вертевшееся на языке, и уточнил:
— А если бы я подал голос раньше, я бы и раньше ушел?
Ректор некоторое время на него смотрел, а потом покачал головой.
Димка вновь не стал комментировать так, как ему хотелось бы. Вместо этого сказал: «До свидания» — и направился к двери, решив, что учиться он сегодня, пожалуй, не будет.
На стоянке его ждала синяя «ауди», чему Димка почти не удивился, заподозрив, что ректор где-то там в процессе стучания по клавишам явно списался с Сергеем. Оставалось надеяться, что тот просто прислал Андрея, а сам занят делами на благо процветания их скромного бизнеса. Однако стоило ему приблизиться к машине, как передняя пассажирская дверь открылась, и Димка увидел Сергея, одетого в костюм, при галстуке. Точно, у него же какое-то совещание сегодня планировалось.
Сергей без слов распахнул заднюю дверь, и Димка безропотно плюхнулся на сиденье. Пока он был у ректора, успел придумать целую оправдательную речь, в частности отметить, что Крестовский упомянул о его родителях и у Димки предсказуемо не выдержали нервы. Обычно такое прокатывало. Но потом Димка понял, что не хочет врать. Дело было не в родителях. Дело было в Крестовском, в Машке, в Ляльке, в Сергее… Да вообще во всей той фигне, что творилась в его жизни. И он ничуть не жалел, что съездил Крестовскому по морде. Жалел только, что там была куча свидетелей и что Крестовский не ответил. Хотелось подраться уже нормально. Может быть, тогда его перестало бы так подбрасывать от мысли о бывшем друге и даже удалось бы поверить Машке, что той совсем не нравится весь такой из себя аккуратненький и правильный Крестовский, который даже с разбитой мордой выглядел так, будто вся кровь сейчас впитается и он вновь будет чистеньким и идеальным.
