Сергей опустился в соседнее кресло, оперся локтем о стол и, подперев щеку, устало посмотрел на Димку.
— Что делать будем? — спросил он.
— Говорит, больше так не будет, — отозвался дядя Лёва и тоже подпер щеку.
На этот раз фыркнул Сергей, и Димке стало обидно. Они оба смотрели на него, и видно было, что не верят.
— Ну что мне сделать? — не выдержал Димка.
— Наверное, для начала хорошо бы извиниться перед Романом, — сказал предатель Сергей.
Димка дернулся и отвернулся к стене, ожидая, пока пройдет желание немедленно заорать.
— Да не, кишка тонка у современных деток, — подал голос дядя Лёва. — Они же храбрые только в Сети и толпой. А если в одиночку да признать, что ты неправ…
Димка понимал, что его берут на «слабо». Внутри все противилось. Хотелось встать и хлопнуть дверью, послав их всех подальше. Но он вдруг подумал об отце и о своем решении что-то менять.
— Думаете, мне слабо? — повернувшись к столу, он в упор посмотрел на дядю Лёву.
Тот в ответ пожал плечами. Сергей молчал, однако смотрел очень внимательно. Димка приподнялся в кресле и выдернул телефон из кармана джинсов. Номер Крестовского висел предпоследним набранным, искать долго не пришлось.
Слушая гудки, Димка не смотрел ни на дядю, ни на крестного. Сердце бухало в груди, а в ушах почему-то опять звенело.
— Алло, — голос у Крестовского был настороженный.
— Здравствуй, Рома! Это Волков.
— Оу. Здравствуй.
Голос у Крестовского, оказывается, был не только настороженный, но и гнусавый.
— Как твой нос? — Димка выбрался из кресла и подошел к окну, разглядывая панораму города.
— Нормально, — откликнулся Крестовский и после паузы спросил: — Тебя кто-то заставил позвонить?
Димка зажмурился и вдруг вспомнил, что они с Крестовским были не просто друзьями: они были не разлей вода с самого сопливого детства, и тот слишком хорошо знал Димку.
— Типа того.
— Оу, — Крестовский звучал совершенно по-британски.
— Я звоню извиниться.
— Понятно, — протянул Крестовский. — Ты там скажи, что не проблема, все улажено. Я подтвержу.
— Хорошо, — отозвался Димка и, услышав на заднем плане смех Юлы, зачем-то спросил: — У тебя Шилова?
— Нет, — ответил Крестовский, Шилова опять засмеялась, а Димка разозлился на Крестовского за вранье. Почему он всегда врет?
— Я у нее, — меж тем добавил тот.
— Оу, — подал голос Димка, понимая, что подстраивается под речь Крестовского.
Интересно, если бы они общались, он бы тоже начал криво строить фразы и по-дурацки произносить «р»?
— Плюшками балуетесь? — спросил он, вспомнив, что Юла вчера что-то там печь собиралась.
— Э-э-э, нет. Это как-то иначе называется.
— Это цитата из «Карлсона», придурок, — отозвался Димка.
— Оу, — снова сказал Крестовский.
— Ладно, пока. — Димка, не дожидаясь ответа, отключился и повернулся к мужчинам, которые смотрели на него с интересом.
— Ну, — Димка развел руками в стороны, — вы этого хотели?
— Почти, — отозвался дядя Лёва и почему-то заржал.
— Что? — прищурился Димка.
— Да не, ничего. — Дядя Лёва уперся локтями в стол и закрыл лицо ладонями. Его плечи мелко подрагивали.
Димка посмотрел на Сергея. Тот сидел в позе роденовского «Мыслителя» и тоже пытался не ржать. Димку начало накрывать злостью. Они специально выставили его дураком, а теперь им весело.
— Да идите вы, — буркнул он и направился к двери.
— Стой, — Сергей поймал его за запястье.
С первой попытки выдернуть руку не удалось, а продолжать дергаться было бы по-детски, поэтому Димка замер на месте, сверля взглядом футуристический пейзаж, висевший слева от двери.
— Просто на будущее: если извиняешься, не стоит говорить и так обиженному «придурок».
— А если он такой и есть? — процедил Димка, и взрослые опять заржали.
Глава 10
Я постигаю тебя как науку.
— Я запрещаю! Ты слышишь, Мария, я запрещаю тебе с ними общаться! С обоими.
Маша сидела на диване, откинувшись на спинку и скрестив руки на груди. На маму она не смотрела. Потому что, во-первых, ей было стыдно за сегодняшний спектакль в универе, а во-вторых, смотреть на маму было очень неловко. Всегда идеальная прическа мамы была растрепана, а сама она раскраснелась и выглядела одновременно несчастной и испуганной.
А началось это все после того, как Лев подвез Машу до университета и сообщил, что ему нужно переговорить с ректором, потому что он не хочет, чтобы у Димки были проблемы. Маша помнила, что он — Димкин крестный, и сидела в машине тише воды, ниже травы, боясь себе даже представить, каково сейчас Льву, когда его крестник, о судьбе которого он так печется, едва не сломал нос его собственному сыну.
Выскочив из машины, Маша едва не бегом бросилась к корпусу, в уме прикидывая, сколько лекций она пропустила. Это вон Шилова с Крестовским могут себе позволить никуда не ходить, а ей нельзя потерять бюджетное место.
Маму она увидела сразу. Та спускалась с крыльца, и даже по походке Маша поняла, что ей придется несладко. Мама очень редко ее ругала, но если уж так случалось, то это было то еще светопреставление.
Вдруг мама остановилась и шагнула назад, потом нелепо метнулась в сторону скамеек, будто собиралась спрятаться за одну из них, но, одумавшись, все же пошла навстречу Маше. Хотя уже не так уверенно.
— Это ваш преподаватель? — раздался за Машиной спиной голос догнавшего ее Льва.
Маша, обескураженная маминым странным поведением, кивнула, не оборачиваясь.
— А что она ведет?
— Английский.
Лев поравнялся с Машей, и теперь они шли рядом навстречу маме.
— Это моя мама, — зачем-то добавила Маша, и Лев остановился.
Маша тоже остановилась и посмотрела на него.
— Мама? — Лев оглядел Машу так, как будто пытался отыскать этикетку, на которой было бы написано что-то вроде Made by Irina Krotova.
— Почему вы так смотрите? — поведя плечами, спросила Маша.
— Я ректору, пожалуй, позвоню, — вместо ответа сообщил Лев и, не дожидаясь приближения Машиной мамы, пошел в сторону парковки.
Мама не сказала Маше ни слова. Просто оглядела с головы до ног, как будто тоже ожидала увидеть какую-нибудь маркировку, потом посмотрела вслед ушедшему Льву Крестовскому и так же без слов направилась обратно к корпусу.
