Когда экран погас и отец, выключив телевизор, направился прямиком в ванную, Маша окончательно поняла, что в их семье творится что-то неладное.
— Мам, вы поссорились? — спросила она, заглянув на кухню.
Мама повернулась к Маше и пожала плечами:
— Люди иногда ссорятся.
Даже уставшая, она все равно выглядела очень красивой.
— Но это же несерьезно?
— А у вас с Дмитрием? — вдруг спросила мама, очевидно, решив, что лучшая защита — это нападение.
— У нас несерьезно. Просто дуемся, — ответила Маша, хотя ей стало жутко неприятно от этой темы.
— Вот и мы дуемся. Уже много лет как, — зачем-то добавила мама.
— Мам, — Маше вдруг стало страшно, и, подойдя к маме, она что есть силы ее обняла. Мама обняла ее в ответ. — Вы же не разведетесь? — шепотом спросила Маша, вспоминая, что больше половины ее группы жили либо в неполных семьях, либо с отчимами.
В голову пришло, что мама выглядит намного моложе папы, а еще что ей самой уже есть восемнадцать и родители в общем-то выполнили свой родительский долг. Мама выбралась из Машиных объятий и открыла холодильник. Долго смотрела на полки, будто не могла решить, что ей съесть. Маша с замершим сердцем ждала ответа.
— Из-за чего вы с Дмитрием дуетесь друг на друга? — не оборачиваясь, спросила мама.
— Ответь про вас с папой, и я расскажу, — дрогнувшим голосом попросила Маша.
— Нет, Маша, мы не разведемся. Поздно нам уже…
— Что «поздно»?
— Все поздно, Машка.
Мама захлопнула холодильник, так ничего и не достав, включила чайник, взяла с полки две кружки.
— Ну, теперь твоя очередь.
На этот раз мама развернулась и, прислонившись к столу, в упор посмотрела на Машу. На маме были джинсы и водолазка, и Маша подумала, что хотела бы в почти сорок лет иметь такую фигуру.
— Я жду.
— Ну ты же сама хотела, чтобы мы не общались, — произнесла Маша.
— И ты прямо так сразу исполнила мое желание? — недоверчиво уточнила мама.
— Нет, просто… у нас случилось недоразумение. Из-за Крестовского.
— Недоразумение?
— Да. Димка не так понял.
— А у него был шанс понять так?
Маша пожала плечами.
— Не знаю, мам. Там сложно все вышло.
— Мария, ты помнишь, что обещала. Учеба. И больше ничего.
— Мама, ну хватит!
— Нет, не хватит! — повысила голос мама. — Я хочу, чтобы ты выкинула все глупости из головы, пока не получишь образование.
— Можно подумать, ты думала лишь об учебе в моем возрасте.
Мама прищурилась. Маша давно не видела ее такой злой.
— Ты на что намекаешь? — спросила мама.
— На то, что ты вряд ли просиживала круглые сутки над учебниками. Думаю, ты и на дискотеки ходила, и вообще…
— Никакого «вообще» в моей жизни не было, ясно? — очень тихо и очень зло проговорила мама. — В моей жизни были учеба и работа.
— А я откуда появилась?
— Аист принес, — мама произнесла это уже спокойнее и добавила: — Я боюсь, что ты сломаешь себе жизнь, Машка. Вокруг тебя вертятся эти избалованные мажоры, для которых перешагнуть через кого-то — плевое дело.
— Димка не такой.
— Я знаю. Потому и позволяю тебе с ним общаться.
Маша не стала напоминать маме про запрет, подумав, что, даже если бы мама всерьез не позволила им общаться, она все равно не бросила бы Волкова. И Крестовского не бросила бы, если бы тому понадобилась помощь…
На кухне появился папа в пижамных штанах и с полотенцем на шее.
— Что за шум, а драки нету?
— Чай будешь? — спросила мама.
— С удовольствием, душа моя, — расплылся в улыбке папа, и Маша почувствовала себя лишней.
В своей комнате она включила музыку погромче, думая о том, что, вероятно, сильно мешает личной жизни своих родителей. У них ведь не дворец, как у Волкова, где можно целыми днями не встречаться, живя под одной крышей, и не отдельное жилье, как в случае с Крестовскими.
Чтобы отвлечься от невеселых мыслей, Маша взяла телефон и долго смотрела на экран, собираясь с духом. Наконец отбила Димке:
«Я в курсе фоток. Позвони мне».
Тринадцать минут она пыталась читать, то и дело поглядывая на галочки под сообщением. Димка его так и не прочел. Тогда Маша открыла чат с Крестовским. Перечитала их шутливую переписку, но так и не решилась ничего написать. Перед сном она загадала, чтобы за выходные все как-нибудь разрешилось.
В субботу с утра снова был переполох. Папа улетал на трехдневные гастроли. Они с мамой вновь ругались, и в этот раз притаившаяся на кухне Маша думала о том, что ругаться родители стали чаще…
После отъезда папы мама была хмурой и раздраженной. Ее ученик отменил занятие, а это означало, что она может провести утро дома. Однако маму это, похоже, не радовало.
— Зато отдохнешь, — попыталась разрядить обстановку Маша.
— Отдохнуть?! — взвилась вдруг мама. — Я-то отдохну, Машка, а квартиру мы чем оплачивать будем? Хватит с нас того, что папа у нас в свободное от концертов и репетиций время отдыхает.
Мама с такой силой бросила чайную ложку в раковину, что вода, которой папа залил после завтрака посуду, выплеснулась на пол.
Маша молча взяла тряпку и вытерла пол. Вновь поднимать тему развода она не решилась.
— Знаешь, Маш, — вдруг подала голос мама, — если ты все же соберешься делать глупости, то делай их с Волковым, который хотя бы понимает, что такое семья, и ценит ее. К тому же в нем угадываются мозги.
С этими словами мама ушла в зал и закрыла за собой дверь. Маша же принялась мыть посуду, пытаясь уложить в голове мамины слова. Она что, всерьез предложила Маше броситься на шею Волкову, потому что он ценит семью и в нем угадываются мозги? А любовь?.. Маша попыталась всерьез обдумать эту мысль. Вот приходит она к Димке и говорит… Черт, а что она должна будет сказать ему, чтобы обозначить серьезность своих намерений?
— А не пора ли нам перевести наши отношения… — Маша нервно прыснула, когда поняла, что цитирует какой-то тупой фильм.
Нет, она была не такой уж наивной. Но одно дело — не удивляться тому, что для Шиловой ничего не значит количество парней, побывавших в ее постели, а другое — думать в таком ключе о себе. Маша вообще не понимала, как на это можно пойти не по любви, а расчетливо, чтобы потом на тебе женились. И, кстати, женятся ли парни вообще сейчас после такого? На дворе же не девятнадцатый век. Это в мамину молодость, может, достаточно было охмурить богатенького дурачка — и жизнь обеспечена… Маша вздохнула, поняв, что ей физически противно думать о подобных планах, особенно в отношении Димки.