Роман опустился на колени у дивана с чувством дежавю. Только в этот раз он все же вытащил из-под пледа Машину руку и сжал ее ледяные пальцы. Свободной рукой он коснулся Машиной щеки и провел по ней тыльной стороной ладони. Ее щека была горячей и мокрой. Выдернув ворох салфеток из упаковки на журнальном столике, он протянул их Маше, но та никак не отреагировала. Тогда Роман принялся осторожно вытирать ее щеки, подбородок, шею. Он полностью сосредоточился на этих нехитрых действиях, потому что слушать Машин плач было невыносимо. Спустя некоторое время Маша отвела его руку от своего лица и, впившись ледяными пальцами в его запястье, прошептала:
— И как мне теперь?
Роман осторожно сел рядом с ней. Машина рука соскользнула с его запястья и оказалась в его ладони. После секундных раздумий он легонько сжал ее пальцы и прошептал:
— Я не знаю.
Маша едва слышно всхлипнула и спросила:
— Рома, а вдруг она права? Я ведь даже не замечала, что живу взаперти. А что, если бы у меня было больше свободы? Вдруг я бы… — Маша икнула и продолжила невпопад: — В школе я все зубрила, зубрила… Лишь бы родителей радовать. В институте — тоже. Я же ни с кем и не общалась толком. У меня друзей не было никогда. Только Димка…
— А он не из школы? — зачем-то спросил Роман, хотя, если бы включил мозги, смог бы сам себе ответить.
— Ром, ну ты как с Луны свалился, — устало произнесла Маша и, не выпуская ладонь Романа, потянулась вперед и выдернула свободной рукой сухую салфетку из упаковки. Вытерев слезы, Маша закончила: — Волков учился в частной британской школе. Я — в обычной, за домом.
— Оу. Но как же вы тогда познакомились? — спросил Роман и тут же прикусил язык, потому что Маша ведь обозначила, что ей неприятны его вечные переводы темы на Волкова. Ожидал, что она опять рассердится, но она спокойно произнесла:
— На меня в овраге у моего дома стая собак напала три года назад. Футляр со скрипкой вырвали. Я тогда музыкой занималась. Рядом оказался Волков. Он мне маньяком показался: джинсы все в земле, толстовка — тоже. Как у меня сегодня, — усмехнулась Маша, — так что зря я на него тогда плохо подумала. Он собак прогнал.
Романа кольнула зависть. Он-то был ни разу не героем, в отличие от Волкова.
— А как он их прогнал? Покусал всех? — негромко произнес Роман, одновременно радуясь тому, что Волков смог защитить Машу, и злясь оттого, что это был именно он.
Маша прыснула и, промокнув уже, кажется, сухие глаза, ответила:
— Он музыку на своем телефоне врубил. Там такая музыка была, что я бы вместе с собаками убежала, но скрипку бросить не могла.
Роман улыбнулся. Маша же вдруг погрустнела:
— Он — мой единственный друг, а мама сегодня предложила мне с ним глупости творить, чтобы себе будущее обеспечить. Представляешь? Видимо, уверена, что я только на глупости и способна.
Роману очень хотелось уточнить, что Маша имеет в виду, говоря, что Волков — ее единственный друг, но он понимал, что этот вопрос несколько не к месту, поэтому негромко заговорил, тщательно подбирая слова:
— Слушай, я так понимаю, мое появление в универе сильно… встревожило Ирину Петровну, если у них вправду была неприятная история с отцом. Я ведь вдобавок на него похож внешне. Да?
Маша, отклонившись, внимательно на него посмотрела и медленно кивнула. Кашлянув, чтобы скрыть смущение, Роман продолжил свою мысль:
— Полагаю, на самом деле Ирина Петровна так не думает. Она сказала это просто в сердцах.
— А вдруг она права? Вдруг я на другое и неспособна?
— Глупости! Ты не знаешь, на что ты способна. Никто этого не знает. Глупо осуждать человека заранее, понимаешь? И глупо ограничивать свободу выбора. То, что тебе не давали ни с кем дружить, закончилось тем, что со своей бедой ты вынуждена была приехать к малознакомому человеку.
Роману не понравилось, как он сформулировал мысль, и он поспешил исправиться:
— Я не против. Ты не думай. Просто, если бы у тебя была подружка, ты бы поехала к ней, ведь так?
Маша снова кивнула и пробормотала:
— Наверное.
Романа же больше интересовало, почему она не поехала к Волкову. Он же ее единственный друг. Пока он ломал голову, как бы об этом спросить, Маша будто прочитала его мысли:
— Я к Димке собиралась, но телефон остался дома, а номер его не помню. Денег, чтобы поехать на такси наудачу, тоже не было. А проездной на метро был. Но я к тебе правда не собиралась. Я просто поехала по привычному маршруту до универа. А потом уже к тебе почему-то пошла. Ты прости, ладно? — совсем по-детски закончила Маша.
Честно признаться, оказаться случайной заменой было не слишком приятно, но Роман не мог не оценить откровенность Маши. Почему-то он больше не чувствовал себя использованным. Сейчас, держа Машу за руку, он чувствовал себя особенным.
— Ты правильно сделала. Не бродить же по улице под дождем, — пробормотал он.
— Я не хочу домой, — вдруг сказала Маша. — Я не знаю, как мне теперь с мамой разговаривать. И как вообще домой вернуться.
Роман вздохнул и, набравшись храбрости, осторожно обнял Машу за плечи.
— Но ты же понимаешь, что придется? Ты не можешь остаться здесь. И даже у Волкова вряд ли сможешь.
— Я совершеннолетняя, — негромко сказала Маша, устраивая голову на плече Романа.
Роман от всей души понадеялся, что она не слышала перебоя, неожиданно случившегося в его сердечном ритме.
— Маша, совершеннолетие — это иллюзия. Видишь, я сегодня подумал, что мне нужно сделать прямо сейчас, чтобы обеспечить гипотетического ребенка, и все, как ни крути, уперлось в реакцию родителей. К тому же уходить из дома из-за такого, по-моему, не стоит.
— Я — неизвестно кто, ты понимаешь? — Маша дернулась, чтобы отстраниться, но Роман лишь крепче сжал ее плечи, и она вновь устроила голову на его плече.
— Все в твоей голове. Твои родители, уверен, любят тебя. Просто Ирине Петровне очень страшно. А мы с тобой своим внезапным общением этот страх невольно нагнетаем.
— Ты предлагаешь не общаться?
Роману нестерпимо захотелось прижаться щекой к Машиной макушке, но он лишь пожал плечами, чувствуя, что его футболка под Машиной головой намокла. Не общаться было верным решением, только Роман понимал, что лично он игнорировать Машу уже не сможет. Он занимался этим почти восемь месяцев. Сил продолжать это больше не было.
— Все наладится, — пробормотал он, потому что больше ничего в голову не пришло.
— Спасибо, — прошептала Маша через несколько секунд и сжала его руку. Он пожал ее пальцы в ответ.
Сидеть рядом на диване было странно. Сердце Романа никак не могло успокоиться, хотя, казалось бы, все плохие новости уже были озвучены. Однако оно колотилось как сумасшедшее, и Роману было неловко оттого, что Маша это наверняка слышит. Его как в воронку утягивало в аромат ее волос и ритм ее дыхания. Он мысленно твердил себе, что это неправильно, что он не должен был доводить до подобного: не должен был брать ее за руку, не должен был садиться рядом, не должен был обнимать. Он даже дверь не должен был открывать. Он не имел права на все это. Но ее голова покоилась на его плече, отчего его сердце отбивало стаккато.
