— Не идиомы, а здравый смысл. Если у тебя проблемы с Юлей, то наличие Маши их только усугубит. Я уж не говорю про напряжение с Димкой.
— Я знаю, пап. Проблем не будет, — ответил Роман и выбрался из машины.
Отец мигнул фарами, и его машина скрылась за углом, а Роман поплелся домой.
Виктор Валерьевич, как всегда, смотрел так, будто Роман ему что-то должен, и Роману впервые захотелось показать неприличный жест человеку, который был вдвое старше него. Потому что не фиг шпионить. Это подло, как ни крути.
Войдя домой, Роман обнаружил, что его телефон благополучно лежит на барной стойке, и на экране куча системных сообщений. Разблокировав его, Роман увидел сообщение от Стива, один пропущенный звонок от Ляльки, один — от лондонского деда и три пропущенных — от Маши.
Усевшись за барную стойку, он написал деду, что был без связи и позвонит ему завтра, потому что сейчас очень хочет спать. Дед был человеком понимающим: в ответ прислал большой палец и пожелание спокойной ночи.
Роман допил воду из оставленной отцом бутылки и долго смотрел на экран телефона, не в силах решить, кому звонить дальше и звонить ли вообще. В итоге «перезвонить» напротив номера Маши он нажал случайно. Просто дрогнул палец. Тут же испугался и сбросил звонок, надеясь, что вызов не успел пройти. Прямо сейчас он был не в состоянии претворять свой план в жизнь.
Набирая Ляльку, Роман думал о том же, о чем всегда: что где-то там, рядом с Лялькой, есть Волков, и, возможно, он слышит этот звонок.
Лялька ответила после второго гудка.
— Привет, ты был занят? — спросила она.
— Да. С отцом день проводил, а телефон дома забыл.
— С отцом. Круто.
Роман прикусил язык, понимая, что ляпнул, но Лялька продолжила как ни в чем не бывало:
— Как дядя Лёва?
— Нормально. Меня вот воспитывает.
— Тебя? Двухметрового тебя?
— Во мне метр и восемьдесят семь сантиметров, — поправил Роман, а потом до него дошло, что голос Ляльки звучит как-то необычно.
— Ляль, что случилось? — спросил он.
— Димка приперся домой насквозь мокрый. Заболеет, наверное, — грустно произнесла Лялька.
— Оу, — отозвался Роман. — Ну, он там пусть выпьет что-нибудь.
— Рома, мы говорим о моем брате. Он даже от мигрени ничего не пьет. Он предпочитает гордо блевать, вместо того чтобы лечиться.
— У него мигрени? — удивленно спросил Роман. — Раньше же не было.
— Раньше он и психом таким не был, — резонно заметила Лялька, и Роману нечем стало крыть.
— Ты просто поболтать хотела?
— Типа того, но ты говоришь будто пьяный.
— Правда? Не, я не пил.
— Да знаю, что не пил, — проворчала Лялька, и Роман понял, что с Волковым этот ребенок слишком хорошо знает, как может звучать голос того, кто напился.
Стало муторно от того, до чего они все докатились.
— Ляль, я в норме. Просто не выспался. Но слушать могу. Что случилось?
— Да ничего, — замялась Лялька, и Роман понял, что она врет.
— А поподробнее? — уточнил он.
— Рома, а что такое любовь?
— Прости? — спросил Роман, чтобы потянуть время.
Он и в нормальном своем состоянии на этот вопрос не смог бы ответить. Тем более Ляльке, вопрос которой, вполне возможно, имел прямое отношение к нему.
— Что такое любовь? — терпеливо повторила Лялька.
— Не знаю, — честно ответил Роман. — Я не думал никогда. Почитай в инете. Там же девочки на форумах пишут.
— Ты дурак? — прямо спросила Лялька.
— Не исключено, — не стал отпираться Роман. — А почему ты спрашиваешь?
— Потому что ты несешь бред.
— Про любовь почему спрашиваешь?
— Ну, потому что мне недавно сказали, что любовь — это путь двух одиноких людей навстречу вечности.
Роман завис, пытаясь перевести это с пафосного на человеческий, и понял, что терпит неудачу.
— Ляль, кто тебе это сказал? — спросил он, потому что, кажется, снова пришла пора наводить ревизию в Лялькиных контактах. Развелось идиотов вокруг, которые, увидев красивую девочку на фото, подкатывают со всякой ерундой.
— Неважно, — тут же отозвалась Лялька. — Ты согласен с этой фразой?
В другой раз Роман нашел бы в себе силы пошутить или же даже всерьез задуматься над этой формулировкой и объяснить Ляльке, что ей скормили чушь, но сегодня был явно не его день.
— Не, Ляль. Даже из любви к тебе я не смогу переварить эту мысль.
— Ну и дурак, — обиделась Лялька и бросила трубку.
Роман подумал, что девочки в пятнадцать обижаются всерьез и надолго, поэтому тут же перезвонил, чтобы извиниться. Лялька сбросила звонок и неприлично послала его в сообщении.
Тогда он написал, что готов обсудить это завтра, потому что сегодня его сердце и разум закрыты для прекрасного. Лялька прислала в ответ смайлик, и Роман вздохнул с облегчением. Жанна Эдуардовна сегодня говорила, что он пытается нести чужую ответственность. И это не только с Юлой. Выходит, с Лялькой — тоже. Вот только Роман понял, что о взваливании на себя чужой ответственности хорошо рассуждать в теории. А на деле же он не представлял, как можно бросить человека, которому нужна помощь. Да и не хотел представлять, если честно. И любовь была здесь совсем ни при чем, потому что лично Роман все равно в нее не верил.
Он отложил телефон и зачем-то вскипятил чайник. Усталость перешла в ту фазу, когда спать уже не хотелось, а мир воспринимался как четырехмерное кино, поставленное на замедленное воспроизведение.
Телефон зазвонил, и, бросив взгляд на экран, Роман понял, что зря понадеялся, что его вызов на Машин номер не прошел.
«Два одиночества на пути в вечность. Чушь какая», — подумал Роман, глядя на телефон. А еще подумал, что у него есть классный план, в результате которого у Волкова с Машей все будет хорошо. Он много чего успел подумать в своем замедленном мире, прежде чем принять вызов и произнести:
— Маша, добрый вечер. Извини, что поздно. Я раньше не мог.
Глава 24
Ты так легко меня можешь оставить.
После случившегося с Машкой хотелось сдохнуть. Димка бродил под дождем, а в голове было пусто. Он вспомнил, что Сергей сегодня планировал работать, и хотел было поехать к нему в офис, но потом подумал, что выглядит жалким промокшим придурком, и ему стало бы стыдно перед секретаршей отца.
Димка пытался определить, в какой момент началась катастрофа. По всему выходило, что все пошло наперекосяк со дня рождения Крестовского. Очень хотелось привычно обвинить Крестовского во всех грехах, но Димка понимал, что, если бы он сам не бросил Машку на «Рене» одну, та не провела бы вечер с Крестовским и у них не было бы шансов познакомиться поближе. Выходило, что во всем виноват именно он сам. Сначала бросил ее на Крестовского, потом целовался с Шиловой. Вспомнив о Шиловой, Димка встрепенулся. У него же был план — заполучить фотки.
