— Хорошо, но только ты ответишь на несколько вопросов.
В ее тоне было столько непререкаемой уверенности, что он мысленно вздохнул, однако отступать было поздно:
— Идет. Только после еды.
Роман зажег пару свечей в фонарях, уселся в кресло напротив диванчика и закутался во второй плед, так и не попросив Машу вернуть его пиджак. Потом, поколебавшись, все же достал из кармана прихваченную из аптечки упаковку пластырей и антисептическую мазь. Те секунды, в течение которых Маша смотрела на него в восхищенном удивлении, были бесценными.
Пока они не спеша ели в уютной тишине, Роман поймал себя на мысли, что паршивый по всем параметрам день каким-то образом умудрился превратиться в почти идеальную ночь. Портила ее только внутренняя борьба, происходившая в самом Романе. С одной стороны, ему было необъяснимо хорошо и спокойно с Машей, с другой — он не мог отмахнуться от мысли, что она — девушка Волкова и что, как бы ни было хорошо ему здесь и сейчас, завтра неминуемо наступит и принесет проблемы.
Забывшись, Роман задержал взгляд на Маше дольше допустимого. Она, заметив его внимание, отложила вилку и нервно поежилась. Роман тут же вспомнил о ее странном поведении в каюте.
— Маша, а можно сначала я спрошу? — решился он и, дождавшись ее кивка, произнес: — Почему ты так испугалась в каюте? Ты всерьез решила, что я что-то сделаю тебе?
Впервые кто-то заподозрил Романа в подобном, и оставить это без внимания он не мог. Маша довольно долго молчала, а потом совсем по-детски попросила:
— Только обещай, что никому не расскажешь.
— Обещаю, — откликнулся Роман, понимая, что, кажется, вляпывается по полной.
— Мне было тринадцать. У бабушкиных соседей в деревне гостил дядя Коля. Мерзкий такой. Он однажды пришел к нам, когда бабушки не было… — Маша замолчала, подбирая слова, а Роман поймал себя на том, что изо всех сил сжал стакан с соком. — Он попытался ко мне пристать. Нет-нет, не смотри так. Ничего не случилось. Я убежала. В окно выпрыгнула, прямо в куст ежевики — вся ободралась. Бабушка меня потом отругала за куст.
Маша замолчала и принялась крутить вилку, глядя на нее так, словно на зубцах было что-то написано, и она пыталась это прочесть в тусклом свете свечей.
— Ты ей не сказала? — Роман не узнал своего голоса.
— Я постеснялась. — Она подняла на него полный надежды взгляд, словно прося ее понять, но Роман помотал головой и, тут же спохватившись, заговорил:
— Я… не понимаю, почему постеснялась. Извини.
— Это очень стыдно. Ну, будто я сама виновата в том, что он полез. Он говорил, что я специально ношу такую короткую юбку… Еще говорил всякое. А я просто выросла резко, вот сарафан коротким и стал. Я на улицу в нем не выходила. Он меня через забор с соседнего участка увидел. Я никогда больше юбки не носила, — призналась Маша, вновь разглядывая вилку. — Сегодня в первый раз надела. У меня даже на выпускном костюм брючный был. И тут я в юбке, а ты вошел в комнату, и я…
— Господи, Маша! — Роман ошарашенно запустил пальцы в волосы. — Ты там в каюте решила, что дело снова в юбке, а не в том, что я могу оказаться?..
Он почувствовал, что у него не только руки трясутся — его самого колотило от злости.
— Ты не понимаешь, он сказал…
— Маша! — Романа будто сдуло с кресла. Зацепившийся за столик плед упал на палубу, а сам Роман опустился на корточки рядом с подлокотником дивана и посмотрел на девушку снизу вверх. — Ты не виновата в том, что какой-то урод что-то пытался с тобой сделать. Даже если бы ты ходила вообще без юбки! Это так не работает.
— Ты просто не маньяк и ничего в этом не понимаешь, — дрожащими губами улыбнулась Маша.
Роман зажмурился и помотал головой, не зная, что делать с ее откровенностью и со своей реакцией на нее. У него не было сестры, но он на миг представил себе, что кто-то мог бы обидеть Ляльку или Юлу, и у него перехватило дыхание.
— Ладно бабушке, но отцу ты почему не сказала? — спросил он, не в силах просто закрыть эту тему.
— Папа очень мягкий. Он никогда ни с кем не конфликтует. К тому же я думала, что дело правда в юбке.
— Отстань ты от юбки! — воскликнул он. — Каким бы мягким ни был твой папа, я уверен, он бы его убил. Ты же его. Никто не имеет права так с тобой…
— Боже, Крестовский, если у тебя будет дочь, ты, похоже, будешь отстреливать всех потенциальных бойфрендов на подходе к дому.
Роман закатил глаза, а потом на миг задумался о будущем и признал:
— Наверное. И она будет носить любые юбки, какие захочет, — назидательно поднял он палец.
Маша рассмеялась, и ее смех тоже можно было записывать как саундтрек. Ее левый верхний клык немного торчал вперед, выбиваясь из стройного ряда, и это выглядело неожиданно мило. Поймав себя на этой мысли, Роман разом опомнился и встал. Взъерошив волосы, он подобрал с палубы плед, начал было его складывать, но порыв ветра напомнил, для чего этот плед был ему нужен. Роман накинул его на плечи и наконец уселся в свое кресло.
— Спасибо тебе, — несмело улыбнулась Маша и снова попросила: — Только ты никому не говори, ладно? Об этом никто не знает.
— Даже Волков? — спросил Роман, подобравшись.
Маша помотала головой.
— Я не скажу. Обещаю, — откликнулся он, чувствуя себя неуютно оттого, что у них появился общий секрет.
— Спасибо, — снова улыбнулась Маша и без перехода спросила: — Ты правда давно знаком с Димкой? На той фотке в каюте твои и его родители?
Роман кивнул и, откинувшись на спинку кресла, посмотрел на звездное небо. Вот и закончились уютные посиделки.
— Наши родители дружили, — произнес он, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
— И правда, что Димкина мама помогала твоему отцу с обустройством «Рене»?
Он снова кивнул, чувствуя, как на него волной накатывает тоска. Так бывало всегда, стоило вспомнить о родителях Волкова. Поэтому он и не вспоминал. Запретил себе вспоминать.
— Тетя Аня знала о яхтах все, — услышал он себя будто со стороны. — Она была дизайнером интерьеров и очень любила море. «Рене» — ее детище.
Роман продолжал смотреть на небо, потому что боялся, что стоит ему опустить голову, как слезы, щипавшие в носу, потекут. Зачем он начал об этом говорить? Словами ничего не изменишь и не вернешь. Не хватало еще позорно расплакаться перед девушкой Волкова. Мысль о том, что Маша — девушка Волкова, немного приглушила эмоции. Роман медленно вдохнул, выдохнул и, посмотрев на Машу, произнес ровным голосом:
— Нам пора.
На Машином лице отражалось такое сострадание, что в носу у него снова защипало.
— Что с ней случилось? — прошептала Маша, будто не слышала его слов.
— Их самолет разбился. Дядя Лёша сам его пилотировал. Тел так и не нашли. Так что они числятся без вести пропавшими, — зачем-то рассказал Роман, хотя собирался повторить, что им пора заканчивать посиделки.
