— Слушай, главная проблема, по-моему, в отсутствии у тебя подруг. Я не знаю, что тебе сказать. Я не очень привык обсуждать подобное с девушками. Я… Черт, почему ты вообще позволила случиться поцелую?
— Потому что он не спрашивал!
— Надо было сразу дать мне по морде!
Закончили они одновременно.
— Ты про какой поцелуй? — спросили они в один голос.
Маша нервно усмехнулась, Крестовский остался серьезным.
— Я про Димку, — сказала Маша. — А ты, вероятно, про сегодняшнее?
— Маша, что ты подразумевала под фразой «он не спрашивал»?
— Я не думала, что он меня поцелует, — принялась объяснять Маша, хотя и чувствовала себя при этом дико неловко. — Он просто как с цепи сорвался, завалил меня на стол, я… Не смотри так, ничего не случилось, я убежала. Но ты представь, как я испугалась. Я не знаю, как теперь с ним в одном помещении оставаться. Как общаться теперь. Да и вообще как хоть с кем-то теперь наедине оставаться. Это же…
— До этого он себе подобного не позволял? — медленно произнес Крестовский с очень странным выражением лица.
— Нет, мы вообще не целовались ни разу.
Крестовский смотрел на Машу расширившимися глазами и, кажется, не верил.
— Не смотри так. Да, это был мой первый поцелуй с Волковым. И он вот так себя повел. И я испугалась. Я теперь…
— Понятно, — перебил ее Крестовский и отошел к дивану. У дивана он поправил и так аккуратно сложенный плед, поменял местами диванные подушки, хотя они были одинаковыми и стояли ровно.
— Рома, в чем дело?
— Ты ведь проверяла, да? — повернувшийся к ней Крестовский выглядел таким, каким она видела его на протяжении многих месяцев: собранным, отстраненным и невозможно далеким.
— Ты испугалась Димки и хотела проверить, будет ли тебе страшно поцеловаться с кем-то еще? Так? Нет, я понимаю: я — удобная кандидатура. Я в курсе твоего страха, я завтра улетаю, и у тебя не будет проблем. Я правда понимаю и не обижаюсь. — Крестовский поднял руку, призывая Машу помолчать, хотя у нее и слов-то не было, рот она открыла от удивления. — Видишь, это нестрашно. И с Димкой тоже все наладится. Это просто нервы. Он не сделал бы тебе ничего плохого. Я его знаю.
— Рома… — начала Маша, не зная, как продолжить. Монолог Крестовского показал, что у него мозги работают вообще не как у нормальных людей. Она немного боялась, что он воспримет ее желание пойти с ним до конца как попытку девушки из необеспеченной семьи подцепить богатого мальчика, и готовилась объясняться именно по этому поводу. Но то, что он решит, будто она что-то тут проверяла, потому что испугалась Волкова…
— Давай так: я сейчас отвезу тебя в универ, и вы поговорите, — меж тем произнес Крестовский.
— Он уехал домой, — на автомате ответила Маша, пытаясь понять, что ей теперь делать и почему Крестовский такой идиот.
— Оу… Ну ты же знаешь его адрес? Насчет сегодняшнего… Либо мы ничего не говорим Димке, либо я сам ему все объясню. Скажу, что это — моя вина. В общем-то так оно и есть. Я за второй вариант, потому что, если это всплывет, когда меня не будет, Волков может взбеситься…
— Рома, что ты несешь? Остановись, — наконец обрела дар речи Маша.
— Не хочешь ему говорить? Ну окей. Только все тайное однажды становится явным, как-то так, кажется, говорят?
— Хватит! — повысила голос Маша. — Ты несешь чушь. Мы с Димкой никогда до этого не целовались, потому что мы просто друзья. Я не знаю, с чего ты взял обратное. Тогда, на яхте, Димка просто так это брякнул. Я не знаю зачем. И я ничего не проверя…
— Маша, — Крестовский перебил Машу, резко рассмеявшись, — ты заблуждаешься. Вы не друзья. Для Димки — нет. Он считает тебя своей девушкой. И, поверь мне, у него есть основания. Я наблюдал за вами несколько месяцев.
— Ты наблюдал?
— Речь не об этом. — Крестовский отвел взгляд, вновь зачем-то переставил местами подушки и произнес: — Вы отличная пара, и у вас все будет хорошо.
— А что, если мне нравишься ты? — Маша решила, что терять ей уже нечего и, пожалуй, она может позволить себе побыть храброй, потому что он как-то умудряется понимать все не так.
Крестовский снова рассмеялся и в третий раз поменял подушки местами. Маша подошла к дивану, Крестовский отступил в сторону. Тогда она взяла две крайние подушки и сбросила их на пол.
— Я вижу, ты никак не определишься, как им лучше стоять. Пусть пока полежат, ладно? — едва сдерживаясь, чтобы не заорать, произнесла она.
— Пусть полежат, — согласился Крестовский и отступил еще на шаг.
— Я не кусаюсь, Рома, — сообщила Маша и уселась на диван, скрестив руки на груди.
Крестовский после некоторых раздумий молча сел рядом и повернулся к Маше. При этом его колено случайно коснулось ее, и он тут же отодвинулся.
— Ты слышал, что я сказала? — спросила Маша, глядя на него в упор.
— Да. Только это пройдет.
Это был не тот ответ, на который рассчитывала Маша, поэтому она спросила:
— Откуда такая уверенность?
— Маша, я не могу влезть в отношения Димки во второй раз. Ты слышала про историю с Эммой. Ужин на «Рене» был ошибкой. Сегодняшний поцелуй был ошибкой в квадрате. Это моя вина, я не должен был.
— Почему ты винишь только себя? Это я сюда пришла. Я хотела, чтобы ты меня поцеловал, я…
Маша осеклась, когда поняла, как Крестовский на нее смотрит. На нее никто никогда так не смотрел. Будто она — центр вселенной. Маша протянула руку, чтобы коснуться его щеки, но он, отдернув голову, встал:
— Тебе пора, Маша.
Голос Крестовского прозвучал непривычно жестко, и Маша подумала о маме и Крестовском-старшем. Наверное, тот выглядел и говорил так же. Впрочем, мама вспоминала, что они так и не поговорили, потому что Лев трусливо сбежал. Что ж, у его сына оказалось больше мужества. Хотя, может быть, дело в том, что у него просто не было возможности избежать этого разговора.
Маша молча встала, не зная, что еще сказать. Что обычно говорят, когда мир вдруг рушится в одночасье, когда человек, в которого ты умудрилась влюбиться, сначала целует тебя, так нежно, так по-особенному, смотрит так, будто проникает под кожу, а потом говорит, что ты непременно должна уйти?
Крестовский вновь взъерошил волосы, попробовал улыбнуться, но у него, к счастью, не вышло. Улыбнись он сейчас своей голливудской улыбкой, Маша точно разревелась бы.
— Маша, прости, — начал он. — Ты мне… тоже нравишься. Очень. Именно поэтому я… — он запнулся, подбирая слова. — Я уже наделал глупостей на две жизни вперед. Окончательно добивать Волкова я не хочу. Он считает тебя своей девушкой, пусть даже и не взаимно, а я считаю его своим другом. Я не могу.
Крестовский говорил таким тоном, будто Маша была непроходимо тупой и не желала понимать очевидных вещей.
