Убежденный, что праздность как ничто снижает воинский дух и вызывает разложение, полковник организовал программу заполнения досуга. Он заставлял офицеров читать солдатам вслух и обсуждать с ними разделы воинского устава, проводил контрольные опросы и выдавал поощрения в виде благодарностей за своей подписью. Естественно, что вопросам укрепления дисциплины уделялось на этих занятиях особое место. Периодически указывалось на необходимость приветствовать старших по званию, даже будучи в лагере для военнопленных. Таким образом, рядовые, которые обязаны были еще отдавать честь всем японцам без различия чинов и званий, рисковали в случае оплошности получить удар прикладом от караульного либо нагоняй от полковника. В особых случаях тот мог заставить провинившегося стоять несколько часов по стойке «смирно» после отбоя.
То, что солдаты безропотно подчинились спартанским порядкам, заведенным их командиром, хотя тот сам подвергался всем лагерным унижениям, восхищало Клиптона. Доктор не мог лишь взять в толк, что это было — следствие уважения к полковнику или результат получаемых преимуществ? Дело в том, что полковник, требуя от солдат выполнения устава, вместе с тем упрямо добивался от японцев следования параграфам «Сборника законов о ведении войны», куда входили Женевская и Гаагская конвенции. Эту книжицу он спокойно совал под нос японцам всякий раз, когда те допускали отступления от международных правил. Кроме того, росту авторитета полковника, без сомнения, способствовали физическая стойкость и полное пренебрежение к выпадавшим на его долю побоям. В случаях, когда японцы нарушали параграфы закона об обращении с военнопленными, он не ограничивался изъявлением протеста. Он вмешивался самолично. Однажды караульный, отличавшийся особенно жестоким нравом, избил его в ответ на отказ исполнить незаконное требование. Но полковник все же добился отмены незаконного распоряжения и наказания караульного.
Выходило, что в лагере действует режим Никольсона — еще более драконовский, чем у японцев.
— Главное, — говорил полковник Клиптону, когда тот указывал, что в сложившейся обстановке с рядовыми следовало бы обращаться помягче, — ребята должны помнить, что в лагере мы остаемся их командирами. Мы, а не эти японцы. Иначе они перестанут быть солдатами и превратятся в рабов.
Как всегда, беспристрастный Клиптон должен был согласиться, что в рассуждениях полковника есть логика, а его поступки продиктованы лучшими намерениями.
II
Эти месяцы, проведенные в Сингапуре, пленные вспоминали сейчас, как эру благоденствия, и тяжко вздыхали, сравнивая их с теперешней жизнью в негостеприимном таиландском краю. Их везли сюда в поезде бесконечно долго через всю Малайю, а затем гнали пешком сквозь джунгли; ослабевшие в тяжелом климате от недоедания, люди побросали дорогой все, что у них было. А легенды, уже слагавшиеся вокруг будущей железной дороги, никак не прибавляли бодрости.
Полковника Никольсона с его частью доставили в Таиланд немного позже других, когда работы уже начались. Первые контакты с новым японским начальством после изнурительного марша были мало обнадеживающими. В Сингапуре пленные имели дело с солдатами-фронтовиками, которые, едва с них схлынуло опьянение победой, вели себя не более жестоко, чем это сделали бы победители-европейцы. Японские офицеры, назначенные командовать пленными на строительстве дороги, выглядели совсем иначе. Они сразу повели себя как свирепые каторжные надзиратели, грозя превратиться со временем в садистов-мучителей.
Норма выработки была бы невелика для взрослого, нормально питающегося человека, но она была не под силу измученным и изголодавшимся за два месяца людям. В результате англичан держали на стройке с рассвета до глубокой ночи. При малейшей оплошности конвойные с руганью набрасывались на пленных, нещадно избивая их. Деморализованные люди жили в постоянном страхе перед наказаниями. При взгляде на них Клиптон пришел в волнение. В лагере свирепствовали малярия, дизентерия, бери-бери и фурункулез; лагерный врач сказал Клиптону, что опасается вспышки эпидемии — она грозила обернуться катастрофой, поскольку у него не было самых элементарных лекарств.
* * *
Полковник свел на переносице брови, но ничего не сказал. За этот лагерь «отвечал» не он; он был здесь как бы на правах гостя. Один-единственный раз он выразил негодование английскому подполковнику, старшему по чину офицеру лагеря, когда увидел, что пленные офицеры даже в звании майора участвуют в работах наравне с солдатами. Они копали и возили на тачках землю как чернорабочие. Подполковник потупил взор. Он ответил, что всеми силами пытается воспротивиться унижению, но вынужден был покориться грубой силе, иначе лагерю грозили массовые репрессии. Полковник Никольсон покачал головой, как бы выражая сомнение, в приведенном доводе, и вновь величественно замолк.
На пересыльном пункте пленные пробыли два дня. Затем японцы раздали им скудный паек на дорогу и выкроенные из грубой материи треугольники, именовавшиеся «рабочими спецовками»; кроме того, к ним обратился с речью генерал Ямасита. Стоя на деревянной эстраде, при сабле и серых парадных перчатках, генерал объяснил им на плохом английском языке, для какой цели указом его императорского величества пленных передали под его команду.
Речь продолжалась больше двух часов, уязвляя слух и национальную гордость англичан не меньше, чем брань и побои конвойных. Генерал заявил, что японцы не держат против пленных зла, поскольку те были обмануты лживыми посулами своего правительства; что пленные могут рассчитывать на гуманное обращение, если станут вести себя «по-дзентельменски», иными словами — честно и не щадя сил способствовать развитию южноазиатской сферы сопроцветания [Термин «сопроцветание» был пущен японской пропагандой во время Второй мировой войны. «Сфера сопроцветания» включала Японию и часть оккупированных ею азиатских стран. (Примеч. пер.)] — что пленные должны быть благодарны его императорскому величеству, давшему им возможность искупить свою вину участием в строительстве железной дороги. Затем Ямасита предупредил, что не потерпит нарушений дисциплины и неповиновения. Леность и недобросовестность будут считаться преступлением. Малейшая попытка к бегству — наказана смертью. Английские офицеры отвечают перед японской администрацией за своих солдат.
— Болезнь не считается оправданием, — добавил генерал Ямасита. — Разумный труд прекрасно поддерживает физические силы. Даже дизентерия обходит людей, отдающих все свои силы на выполнение долга перед императором.
Он закончил с воодушевлением, которое привело слушателей в ярость.
— «Работать задорно и весело» — таков мой девиз, — сказал генерал. — С сегодняшнего дня он должен стать и вашим девизом. Честные работники могут рассчитывать на мою поддержку и на самое лучшее отношение со стороны офицеров великой японской армии, в чье распоряжение вы поступили.
После этого каждую часть направили на закрепленный за ней участок. Полковник Никольсон оказался со своими солдатами в самом дальнем лагере, на берегу реки Квай, всего в нескольких милях от бирманской границы. Комендантом там был полковник Сайто.
