Я тоже решил не спешить. Освободившись от тяжелой штурмовой куртки, я отложил кортик в сторону и взял у Гуся палаш, со свистом рубанул воздух, сжал рукоять в руке, провернул несколько раз. Не совсем мое оружие, но тоже неплохо сбалансировано.
Лихой Плясун тоже примерился к своему клинку, махнул им несколько раз перед собой, красиво описал полукруг и вытянул руку. Лезвие палаша, направленное в мое лицо, замерло. На тусклом железе блеснули отсветы факелов.
— Готов сдохнуть, Игнат? — спросил он, и не дожидаясь ответа, налетел на меня, обрушив свой палаш на подставленный клинок. Последовало еще несколько ударов, после чего Плясун отскочил назад и ловко прочертил «восьмерку» в воздухе. — Не хочешь…
И снова немыслимая траектория движения, после которой командор оказался в опасной близости от меня. Еще несколько таких подходов — и он начнет снимать с меня стружку. Теперь мне стало понятно, почему Лихого Плясуна наградили таким прозвищем. Это было что-то: его движения невозможно было предугадать. Двигался Плясун, как и ходил — дергаясь и пританцовывая, отчего невозможно было определить, какое направление удара он выберет. Командор не давал мне возможности приноровиться к его технике боя, и все же некоторую особенность я заметил.
Следовала размашистая атака палашом, а после него резкий мах кинжалом. В общем, Плясун умело владел разнородным оружием. Мне приходилось только защищаться, водя противника по кругу. И это не нравилось командору.
— Дерись, ублюдок! — прорычал он и начал махать палашом, словно хотел разрубить меня пополам. Однако ошибкой было бы считать, что противник устал и решил простым мощным ударом закончить дуэль. Стоит клюнуть на эту уловку — и можно заказывать похоронный оркестр.
Я, наконец, провел пару опасных контратак, от которых Плясун закрылся, и даже умудрился отбить боковой с помощью ножа. Считаю, ему просто повезло, что клинок уперся в его гарду. Постепенно освоившись с манерой боя противника, я перешел к активным действиям. Затягивать драку не было никакого желания. Фехтование — вопрос быстроты, а не силы.
Наношу несколько рубящих ударов: два боковых, два по лицу, и тут же — два нижних по ногам и сразу в голову. Плясун оторопело отбился, но все же получил первую рану. Мой клинок рассек штанину на левой ноге, и вместе с ней — бедро. Пусть не глубоко, но сочащаяся кровь рано или поздно начнет сковывать движение.
Плясун зарычал и провел контратаку рубящим ударом по моей правой щеке и сразу же вернулся в защиту, умело закрывшись от летящего в голову клинка. А меня обожгло болью. Кончик палаша рассек скулу, и я почувствовал теплую струйку крови, текущую на шею.
Противник засмеялся. Кровь врага, когда ее видно, воодушевляет.
Отвлекающий удар своим оружием, и тут же левая рука с кинжалом ныряет вперед. Левый бок командора вспух кровавой дорожкой. Плясун снова атаковал меня, размашисто рубя справа налево, совершенно забыв, что палашом можно не только рубить, но и колоть. Зачастую гнев, хоть и хорошо скрываемый, приводит к поражению.
Нужно заканчивать бой. Я могу драться голыми руками и хорошо владеть ножом, но фехтование — не самый сильный аргумент в споре. Еще немного — и командор продавит меня благодаря технике. Но гнев и злость уже овладели Плясуном. Он неправильно оценил ситуацию, дерясь со мной из-за желания покарать наглеца, вздумавшего отбить у него женщину. Командор не сумел связать разрозненные факты происходящих событий: появление лорда Торстага; разброд среди фрайманов-командоров, разделившихся на противника нападения на «золотой караван» и на их сторонников; он даже не понял, что я фактически захватил форт. В его глазах стояла ярость рогоносца. Она его и погубила.
Гнев снижает шансы, и я воспользовался излишней горячностью Плясуна. Да, признаю: он знатный рубака, не зря выбился в командоры из абордажников. Но мне победа нужнее. Поймав противника на очередном мулинете — своеобразной «мельнице», откуда, собственно, и было название приема — я сделал небольшой шажок вбок и вперед, сильным ударом увел клинок командора в сторону. Для нанесения рубящего удара Плясуну пришлось втянуть живот, расправить грудь и ставить корпус прямо при сдвинутых вместе каблуках сапог. Мой удар пошатнул его стойку. Не знаю, почему командор потерял координацию. Мне хватило доли секунды, чтобы выйти на ударную позицию и вогнать палаш на четыре пальца под ребра с левой стороны. Может, я развалил сердце или нанес смертельную рану — но Плясун захрипел и остановился, шатаясь. Окружавшие ристалище пираты заволновались. Они еще не понял, что схватка закончилась. А я нанес удар милосердия кинжалом, успокаивая Плясуна навечно. Потом со свистом перекрестил палашом воздух и отдал честь упавшему на землю противнику.
Заметив Гуся, я бросил ему палаш и направился в блокгауз, не обращая внимания на поднимающийся за моей спиной ропот. Сев на место Плясуна в торце стола, я схватил полупустую бутылку «Идумейского» и в несколько глотков осушил ее.
Через несколько минут в блокгауз стали заходить шкиперы и рассаживаться за столом. Следом за ними в комнату просочились пять штурмовиков во главе с Гусем. Мой помощник деловито доложил:
— Я велел посадить всю толпу в сарай под замок. Поставил ребят для охраны. Ворота закрыты, и под нашим контролем. Шкиперы выразили желание поговорить с тобой. Что делать с телом?
— Занесите в конюшню, — приказал я. — Прикройте чем-нибудь, пусть до утра лежит. Завтра похоронят, как и подобает морскому волку.
Некоторые шкиперы одобрительно проворчали, что это правильное решение. Я ожидал иного развития ситуации, но произошло удивительное. Эктор Рыжая Борода припал к кружке, потом с грохотом поставил ее на стол.
— А теперь признавайся, Игнат, — потребовал он от лица всех шкиперов, хмуро глядящих на меня. — Из-за бабы убил Плясуна?
Вместо ответа я бросил на поверхность стола кинжал с кровью командора.
— Ваш Плясун продался дарсийцам, и вместе с Китоловом всячески вредил вольному братству, не давая ему возможности набить свои кошельки золотом. Разве вы не заслужили достойной награды?
— Постой, — почесал макушку Хорсли, — ты хочешь сказать, что другие фрайманы готовы идти на «золотой караван»?
— Да. Почти все фрайманы хотят как следует распотрошить дарсийцев, которые через двадцать восемь дней окажутся на траверзе острова Каззуро с набитыми золотом трюмами как селедка икрой. Плясун стал мешать нам. Так что он сам виноват в своей смерти. Надо было головой думать, а не ревность изображать.
В это время в блокгауз зашла бледная от переживаний Тира. Она твердым шагом прошла мимо нас в полном молчании и поднялась по лестнице в свою комнату. Не сказав ни слова. Даже на меня не посмотрела, гордо выпрямив спину. Пираты и штурмовики проводили ее взглядами, а я с трудом сохранил безразличие, хотя представлял, как сейчас выглядит девушка в своем костюме. И внимательно смотрел на шкиперов, мучительно раздумывая, сколько из них пойдут за мной.
— Безумие идти на «золотой караван» на наших кораблях! — неожиданно заорал Тибисс Плешивый, у которого на голове и в самом деле была приличная плешь, а остатки роскошной шевелюры вокруг нее теперь казалась жалкими рыжевато-черными ошметками. — Плясун был прав, что отказывался от этой авантюры! Чтобы всерьез бодаться с дарсийцами, нужны гравитоны и много пушек!
