На Ольгу, наверное, работы производят такое же сильное впечатление, потому что не слышно ни одного комментарии, не поступает ни одного намека позвонить Щавелю. Мы просто молча идем от фотографии к фотографии, любуясь городом, собирая его по кусочкам, чтобы узнать с тех сторон, которые до этого словно были спрятаны в чей-то тайник.
Мы обходим едва ли половину работ, но я уже сейчас готова позвонить Щавелю и признать, что он гениален. Он – и два других фотографа, чьи имена видны внизу фотографий.
Я достаю телефон, пытаюсь унять волнение, которое меня охватило от такого таланта чувствовать душу города, улавливать его ритм, то медленный и томительный, то быстрый, за которым попробуй угнаться. Нахожу контакт фотографа, нажимаю на зеленую кнопку, и вдруг…
– Ну и как? – слышится мужской голос по ту сторону телефона.
А я не могу ничего сказать. Я понятия не имею, кому я звоню. Забываю.
– Хм, значит, вы уже в галерее, – делает кто-то вывод.
Я киваю, слышу в ответ гудки, медленно возвращаю свой телефон в сумочку.
И завороженно смотрю на фотографию, к которой только что подошла. Хотя она кажется мне даже не фотографией, а картиной – настолько она нереальная, хотя и из жизни.
Моей жизни.
Потому что на этой фотографии я.
– Красиво, – доносится до меня голос Ольги. – Ты очень красивая, Даш.
Подруга говорит что-то еще, я киваю на каждое ее слово.
А потом становится тихо, удивительно тихо, как будто я остаюсь с этой фотографией один на один.
Склоняю голову набок, прикусываю губу и смотрю, впервые смотрю, как выглядит со стороны кусочек моей собственной жизни.
Расколотые с одной стороны ступени, позади закрытые жалюзи, на которых осела пыль. А на этих ступенях сидит девушка, сжимая в одной руке туфли на каблуках. Девушка настолько глубоко погружена в свои мысли, что не замечает, как ветер треплет ее волосы, собранные в хвост, и не поправляет светлую прядь, что уже выбилась из прически. Она даже не обращает внимания, что шнуровка на боковом разрезе ее длинной юбки расслабилась и позволяет увидеть ажурную кромку чулок.
Ей нет никакого дела до людей, которые, проходя мимо, оглядываются на нее с интересом. А еще…
– Она так напряженно всматривается вдаль, – слышу, как звучат мои мысли, – словно надеется, что сейчас в этот поворот свернет…
Приятный голос, знакомый, но, наверное, так и должно быть. Это ведь мои мысли.
– Кто? – раздается в ответ уже иное, чуждое удивление, которое заставляет меня слегка удивиться.
Неужели здесь непонятно? Как можно этого не увидеть? Это же элементарно.
– Счастье, – выдыхаю очевидный ответ.
– Счастье… – слышу ответный выдох, словно кто-то пробует давно забытое слово на вкус.
И на секунду мне кажется, что фотография умеет творить волшебство, потому что на меня накатывает странное ощущение, как будто счастье действительно бродит поблизости.
И если набраться храбрости и обернуться, его даже можно увидеть.
Странное чувство, которое холодит, будоражит, страшит, и я хочу, но не могу заставить себя повернуть голову.
А вдруг это только иллюзия?
А вдруг это тоже самообман?
И все-таки я так сильно хочу, чтобы это было реальностью, хочу на секунду позволить себе поддаться безумию…
Опускаю голову, чтобы разочарование не было сильным, уже хочу обернуться, но…
– Да ну, ерунда какая-то! – фыркает кто-то резко у меня за спиной.
И я выныриваю из непонятной прострации, где реальность граничила с волшебством.
И отчетливо понимаю, что так не бывает.
Счастье не пыталось подкрасться, оно не собиралось даже подкрадываться. Я в реальности. В галерее. А позади меня два незнакомца – мужчина и женщина. Которые даже не видят меня, не замечают меня, потому что смотрят на фотографию, и пытаются понять, почему именно это захотел снять фотограф.
– Какое может быть счастье в таких условиях? – продолжает капризно женщина, которую я не вижу и видеть уже не хочу. – Ты посмотри… Я вообще не понимаю, как это могло оказаться на такой выставке! Нет, Щавель не гениален, бедный мальчик просто сошел с ума. Как это могли выставить в галерее?
Мне хочется сжаться от слов незнакомой женщины, но я лишь сильнее выпрямляю спину.
– Ну, посмотри-посмотри, – продолжает она убеждать своего собеседника, который не торопится с ней соглашаться. – На стене не графити, а какое-то убожество, я даже разобрать не могу – это точно цветок? А надпись? Ты видишь, что там написано? А ведь это могут увидеть и дети!
Я бросаю еще один взгляд на фотографию и впервые, как обычно, замечаю детали, которые от меня ускользнули. На стене дома, у которого сидит девушка, кто-то пытался нарисовать некий цветок, но изобразил его в виде набора каких-то осколков. А вот кто-то другой уверенно и так, что в смысле не приходится сомневаться, черканул над ромашкой пошленький лозунг: «Fuck me».
Нет, женщина в чем-то права. Ну можно же было замазать эту надпись? Или отфотошопить цветок, чтобы с уверенностью сказать, что конкретно эти осколки собой представляют.
Я грустно вздыхаю. Всматриваюсь в цветок, и мне кажется…
– Это ромашка, – без толики сомнений сообщает за моей спиной мужской голос. – Ромашка, которая мерзнет от первой изморози.
– Ты о графити? – интересуется женщина.
Мужчина медлит с ответом.
Я замираю. Не знаю почему, но очень хочу услышать, что именно он скажет, хочу услышать, наверное, потому, что мне нравится то, что он видит. Он умеет видеть оттенки, которых я даже не замечаю, но которые мне интересны.
– Знаешь… – начинает мужчина задумчиво.
Но я не успеваю услышать, что именно он говорит.
Ко мне подлетает вихрь в разноцветном платье и уносит меня к художнику, который уже пришел и желает послушать оды в честь своей гениальности.
Это чушь, и так не бывает, я, видимо, просто снова на секунду шагнула за какую-то грань, потому что мне кажется, что два выдоха звучат в унисон.
Мой.
И мужчины, который остается у фотографии.
И только спустя минуту, когда мы оказываемся уже достаточно далеко и я вижу улыбающееся лицо Щавеля, я замедляюсь, высвобождаюсь из хватки подруги и оборачиваюсь.
Мне очень хочется обернуться. Меня словно что-то толкает обернуться и увидеть мужчину, который не только уверенно заглядывает в самую суть, но и вскрывает ее.
Но мужчина и женщина уже отходят от фотографии, плавно перебираясь к другим, и я вижу не так и много. Темноволосая женщина одета в эффектный брючный костюм, сколько ей лет, пожалуй, точно не скажет и паспорт, потому что она ухоженная, явно очень следит за собой и денег на себя не жалеет. Женщина неожиданно поворачивает голову в мою сторону и мне начинает казаться, что она смотрит именно на меня, хотя вряд ли. Возможно, она смотрит на Щавеля, которого, кажется, знает. Красивая. Очень красивая женщина.
