Книга Аквилея, страница 35. Автор книги Андрей Десницкий

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Аквилея»

Cтраница 35

Но мало того, оказывается…


— …и новым он увлекся суеверием,
Подхваченным откуда-то из Сирии:
Читать он стал замызганную книжицу,
Написанную на ужасном греческом.
— А что же говорится в этой книжице?
— Да разное, но всё одно — нелепое.
Мол, сотворил бог землю, а земля потом
Произвела животных.
— Мне не верится!
— Душа живая, мол, вот так явилася
И сразу приступила к размножению.
— А что ж земля нам не рождает кроликов,
Иль жирных куропаток, иль баранчика,
Лишь червячки после дождей заводятся?
Уж мы попировали б!

Феликс не верил своим ушам, а Мутиллий довольно гоготал и не забывал на Феликса поглядывать. Тут уж никаких сомнений не было: два мерзких шута пересказывали повествование самого пророка Моисея ни о чем ином, как о сотворении мира! Но дальше — больше:


— Это ладно бы,
А вот еще он вычитал в той книжечке:
Распяли там кого-то в этой Сирии,
И вот теперь наступит царство божие.
— Авось нас куропатками порадует!

Каменные стены театра словно сдавили Феликсу грудь. Публика свистела и притопывала. Захотелось вырваться наружу, вдохнуть свежий влажный воздух, не слышать кощунств… но как это будет выглядеть? Оттаптывая другим зрителям ноги, он будет рваться к выходу, вслед будут улюлюкать и свистеть еще громче, тыкать пальцами: вон, вон один из этих суеверцев!

Нет, насмешку над собой он бы счел назойливым гудением мухи. Но над Господом и над Писанием насмехаться он не позволит никому. Аристарху он выскажет всё, при первой же возможности. А эта толпа невежд и глупцов… что ж, римлянам из его рода не впервой приходится встречать врагов открытой грудью и смелым взором. Он не покажет им свою спину.

А представление текло своим чередом к заранее известному концу: Сосия и Херей обсуждали свой хитрый замысел, переодевали Дава восточным прорицателем, потом представляли его Демарху. Довольные зрители ржали, Мутиллий и по коленкам себя иной раз хлопал, и кощунство, казалось, можно было надежно забыть. Ну просто сделать вид, в конце концов, что ничего этого не звучало под промокшими полотнищами театра, а если звучало, так он не слышал, а если слышал — не внял глупостям. Не проще ли так и сделать, в конце-то концов?

Но вот то самое место, которое они разбирали с Мутиллием по свитку. Демарх, которого переодетый Дав так удачно напичкал туманными приметами и намеками, все же заподозрил подвох:


— Почудился мне что-то запах луковый,
И чесночком несет от прорицателя,
Как будто повар… слышу я знакомое
В его гнусавом говоре…

И Лахет тут же повалился на колени, потом лбом в пол, стукнулся своей дурацкой маской о камень (и откуда-то сбоку — удар медных тарелок, а вокруг — волна ржанья):


— Владыка наш!
Тебя послали, верно, к нам апостолы,
Над нашим градом сделали епископом,
Войди скорее в дом…
— Да кто это?
— Епископ новый, свыше нам назначенный,
Почти его скорее послушанием!

И теперь падает на колени, лбом бьется уже сам Демарх (и снова тарелки, и снова ржач):


— Да я… да кто… да нет в дому ни крошечки,
И трапеза, увы, не приготовлена…

Всё решено, свадьба неминуема. Развязка. А Феликс сидел ни жив, ни мертв — но как же над ним надругался Аристарх! В таинства его посвятил, как же… а потом просто взял и поиздевался надо всем, что ему дорого, что спасительно для человечества, что правильно и хорошо. А он-то, Феликс, дурак дураком, слушал, развесив уши, еще воображал себя одним из немногих избранных…

А море зрителей бушевало, рукоплескало, вопило, благодарило актеров… И он тонул в этом море.

Людская река после представления потекла вспять, распадаясь на множество рукавов, возвращая бывших зрителей, а теперь горожан на свои места — кого домой, кого в мастерскую или гавань, кого за город, в поля. Но многим не хотелось расходиться — люди останавливались подле уличных торговцев снедью — вроде как перекусить, а те недовольно бурчали: «Заказывайте уже или проваливайте, не толпитесь мне тут!», — но на самом деле охотно прислушивались к обсуждению, сами включались в разговор:

— А как он его!

— Отли-и-ично! Поделом дурню!

— А что это у них там было такое про Сирию?

— Так это ж христиане! Не знаешь, что ли? Это суеверие оттуда занесено.

— А-а-а…

Феликсу, напротив, хотелось провалиться. А еще и Мутиллий зудел под ухом со своими перфектами, вот удивительно, как умный человек не понимает самого-самого главного!

Феликс наскоро отделался от него, сославшись на срочные дела, — и вдруг взгляд его выцепил лысую голову на сутулых от вечной работы плечах. Где он видел его прежде? А тот деловито объяснял собравшимся:

— Да знаю я их, христиан. Ничего, нормальные люди, добрые. И всё врут, будто поклоняются они распятому ослу…

— Ослу?

— Ну да. Дурни придумали, дурни повторяют.

— А говорят, у иудеев в их святилище тоже ослиная голова была в самом нутре — ну, пока Траян не сжег.

— Веспасиан [60].

— Ну да, ослиная…

— Да вранье это всё, — бурчал низенький, — от безделья забаву придумают да и повторяют. Чушь. Я их хорошо знаю.

— Да ты сам-то — не из них?

— Да куда-а мне… Зеновием родился, Зеновием помру, слава Зевесу.

И Феликс сразу вспомнил. Это же тот самый сапожник, у которого живет Паулина! Его словно ошпарило: этот сатир мохноногий сейчас про нее всё выболтает, а на нее и так донос собрались писать, а после представления, когда все только о христианах и говорят (так ему казалось, ведь юности свойственно считать себя центром внимания).

— Зеновий, дело есть к тебе, — он подхватил его под локоть, — срочное…

— А, здравствуй, здравствуй, — нехотя оторвался тот от беседы.

— Понимаешь, сандалий у меня почти новый порвался, да так порвался, что ремешок выскочил из крепления, но не совсем выскочил, ты посмотри, поправь.

— Погоди, покажи…

Феликс молол какую-то чушь про обувь, утаскивая его подальше от толпы, а на тихой улочке сказал:

— Ты прости, соврал я. Просто… ты не трепись много про это, ладно? Опасность Полине грозит (так и сказал «Полине», по-простонародному, чтобы быть к нему поближе).

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация