Книга Ориген, страница 45. Автор книги Андрей Десницкий

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Ориген»

Cтраница 45

— Кто это был? — из кухни выглянула мама — я даже звонка не слышала.

Она обычно не интересовалась, но тут, похоже, у Деньки был слишком растерянный вид.

— Да так, один знакомый… Выборы патриарха обсуждали. Предстоящие.

— Деня, — мама поправила очки, — я пожарила на завтра кабачковые оладьи, как ты любишь. Из теть-Лидиных кабачков, она с дачи передала. Завтра ведь постный день, да? Вот как раз. И мне кажется… ты слишком ушел в это свое новое увлечение.

— Это не увлечение, мама!

— Ну все-таки. К ним даже есть сметана, хотя… ну да. Ну погреешь на подсолнечном масле, они в холодильнике на верхней полке.


А потом была зачетная сессия, сдали они ее быстро и довольно легко, никто особо не придирался, потому что в самом конце мая ждала их еще одна музейная практика, и называлась она — Херсонес Таврический, город в древнем Крыму, колония греков. И только после нее — экзамены!

Поезд долго тащился по душной весенней степи в алых брызгах цветущих маков, на горизонте поднимались синие прохладные горы, на станциях продавали вареную картошку и раннюю клубнику (но денег им хватало только на рассыпчатую картоху с укропом и крупной серой солью, да еще пару бутылок пивка холодненького прикупили на всех). А по радио союзный премьер Рыжков бесстыдно бубнил, будто цены в СССР что-то слишком для населения дешевые и надо бы их поскорее поднять.

Смеялись, болтали, спорили, но теперь-то, теперь, когда есть в России свой наполовину демократический Съезд и свой Верховный совет с Ельциным во главе — что нам цены, что Рыжков! А главное, мы молоды и мы едем — в Херсонес! В Тавриду, в Элладу, к Понту Эвксинскому!

Поезд прибыл на севастопольский вокзал уже затемно. Они вывалились веселой гурьбой в этот совсем другой, не курортный Крым (Денис в Севастополе был впервые), строгий, подтянутый, военно-морской. В него и не въедешь просто так, пришлось заранее оформлять каждому в московской милиции пропуск, и на одной из ближних станций его действительно проверил суровый матросский патруль! Как в ту самую Гражданскую.

У вокзала сели на троллейбус, и он пополз, с горки на горку, а в окна с правой стороны дышало сквозь белый неспящий город совершенно черное море. В разрывах домов и деревьев то и дело проглядывала гладь бухты — той самой, кстати, где грузились последние врангелевцы! — а на ней стояли военные корабли. Проехали мимо памятника Нахимову, мимо Шестой Бастионной (кто жадно читал в журнале «Пионер» повести Крапивина, тот, конечно, поймет), а потом — пешком, с рюкзаками, по сонной улочке Древней до ворот археологического заповедника.

Разместили их для начала примерно как античных рабов: в маленькой подсобке вповалку на пляжных топчанах и продавленных ватных матрасах, изготовленных если и в нашу эру, то в самые первые ее века. Поспать, словом, особо не удалось.

Денис встал, едва рассвело. Ужасно хотелось выползти на белый свет, размять затекшее тело, проклиная суровые условия и негостеприимных хозяев, заодно и увидеть хоть что-нибудь античное…

А ничего не античного — не было. За их бараком начинались маки, море немыслимых и бесконечных маков, расчерченных чуть поодаль линиями древних стен и редкими вертикалями колонн. И сочная, глубокая синева моря вдали, и нежная голубизна новорожденного неба. Он бегом, как в детстве, бросился к берегу, поздороваться с солеными брызгами, с ароматом Эллады, с юностью и счастьем.

Плавки? Да какие плавки в шесть или сколько там утра! Спустился к морю, бросил одежду на камни, а сам — нырнул в зеленоватую прохладу, бурную, дышащую, живую. Раствориться, вернуться в эту первобытную, нежную стихию — словно в утробу матери, в бессловесное предбытие…

Он вылезал на солнышко мокрый и счастливый — и не сразу даже заметил, что на берегу не один.

— Как водичка?

На камне, запрокинув голову, стояла Алена — тоже, разумеется, без купальника. Руки закинула за голову, еще низкое солнце золотило ее тело, высвечивая каждую черточку, словно утренний нежный свет шел изнутри нее — и вспыхивал полуденным жаром.

— Что надо водичка, — ответил Денька с наигранным безразличием и стал смотреть на колонны, на маки, на что-то еще… Нет, не получилось бесстрастия. Совсем не получилось. А когда на тебе нет трусов — это еще и невозможно скрыть.

— А чего глаза отводишь? — нагло хихикнула Алена.

— Я…

Все очарование моря, вся свежесть утра были смяты и отброшены.

— Я думала — вместе искупаемся. Нет?

Денька упрямо мотнул головой.

— Ну ла-адно, — сладко и хищно протянула она, вошла в воду рядом с ним, осторожно балансируя на камнях. Протянула руку словно бы погладить… а потом легонько шлепнула его, как малыша, с визгом обрушилась в набежавшую так кстати волну — и поплыла, нагая, одетая в пену и солнце.

Денька брел к своему бараку, бормоча какие-то обрывки наспех выученных молитв, и понимал, что новоначальный христианин Дионисий потерпел сокрушительное поражение. Маки, маки… вы свидетели позора!

А потом все как-то наладилось. И ночлег им дали другой, девчонок отселили в Дом колхозника у Центрального рынка (по пятьдесят копеек в день вызвался платить Универ), парней, кто хотел, в тот же Дом, а остальных — в сарайчик поприличней, с настоящими кроватями. Денька к колхозникам не хотел, тем более, что там была Алена. Встречаться с ней еще и вечерами, после раскопок и посиделок, пусть даже в гостиничном коридоре — это уже слишком!

Да и вообще, какая там Алена, когда перед ними, вокруг них, ниточкой из древности — Херсонес Таврический, он же Корсунь, город, основанный выходцами из Гераклеи Понтийской в пятом веке до нашей эры, в самые наиклассические времена! Он оставался греческим, римским, византийским аж до самого монгольского нашествия, и даже некоторое время спустя. Город был раскопан лишь частично, и тот слой, который археологи оставили открытым, относился к временам ранней Византии, на несколько веков позднее Оригена! Когда трава была зеленее, вода мокрее, а вера крепче.

И теперь можно было обо всем говорить открыто. Их водила по заповеднику девушка с чуть раскосыми глазами и смоляной косой, Джамиля Азизова, лет на пять-шесть постарше их самих — научная сотрудница музея. Для начала показала им самую знаменитую из последних находок — баптистерий, крестильню при главном храме византийского Херсонеса. Если князь Владимир принял крещение именно здесь (в чем сильно сомневаются историки, добавила она), то, несомненно, именно в этой купели.

Купель сохранилась хорошо — небольшой бассейн, вроде того, в котором месяц с небольшим тому назад расстался с прежней своей жизнью (ну да, оказалось, что не совсем) сам Денис. Мрамора, конечно, уже не было, ну, или чем там он был облицован — но на самом дне был выложен свежий алый крест из вездесущих таврических маков. И было это дороже любого мрамора и позолоты: маки, живые маки из степи, обозначили место, где Русь обрела свою веру — и обретает ее снова.

Еще показала им подземную цистерну для засолки рыбы, которая была расширена небольшими углублениями в четыре стороны. Рассказала: это может быть свидетельством того, что в самые первые века здесь было место для подпольных собраний первых христиан, а потом, уже когда стало можно, его переоборудовали во вполне официальный храм: сделали алтарную апсиду на восточной стороне и три малых апсиды по бокам. К сожалению, это всего лишь гипотеза, но исторические источники вполне надежно сообщают: Таврида при римских императорах была Колымой, сюда ссылали государственных преступников, например, четвертого по счету римского епископа Климента. Он был на каторге в Инкермане, там до сих пор сохраняются остатки пещерного монастыря, так что доказать нельзя, но можно предположить, что именно тут, в этой самой цистерне, когда-то он собирался вместе со своими последователями.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация