Митверхал бессознательно положил руку на спрятанный под одеждой портрет. Шэд сжал плечо отца, глядя в сторону. Полюбит ли он когда-нибудь Тинги так же сильно? С пугающей ясностью молодой Шикиэрт понял, что не хочет этого. Любовь – это слабость, а слабость и Митверхал несовместимы. И живой пример стоял перед ним. Шэд решил с этого дня сковать сердце железным обручем – он не посрамит слабостью кровь Основателя.
***
Стадион Пяти Кланов. Праздники, состязания, казни и народные гуляния – эта огромная площадь с постройками на все случаи жизни была вторым по важности местом для города после Храма и Храмовой площади. С раннего утра тепло одетые горожане принялись занимать места на трибунах. Не успеешь – пропустишь все подробности. К полудню стадион трещал от желающих. Смерть привлекала народ ничуть не меньше, чем свадьба или Игры.
На высокой трибуне восседали Светлый Верхал и Митверхал Ар-Рааров, члены их семей и советники. Мрачно настроенный Ксайлан вполуха слушал Пихомора, так и сыпавшего остротами насчет сегодняшнего сборища. Рядом с Верхалом расположился Силанг, не названный пока Преемником, но гордый сверх меры. Он смотрел свысока на всех, включая близнецов, которых его надутый вид лишь забавлял.
– Посмотри на этого умалишенного, Бикир. Чему, интересно, он так радуется? – сказал Бакар, незаметно указывая на молодого Челанга.
– Наверное, тому, что сейчас его «дядю» ткнут носом в собственное дерьмо, – ухмыляясь, ответил Бикир. – он ведь зовет его дядей и сам в это верит.
– Сын двоюродной сестры – это тебе не мосорожек чихнул. Вон спеси сколько, – Бакар еще раз оглянулся на Силанга, – мы для него как навоз на сапоге.
Толпа разразилась воплями и свистом. На площадку перед трибунами вывели осужденных. Их было шестеро: лже-целитель Ви-Лонг, которого, как выяснилось, звали Вайлин, трое сообщников, которых он выдал, лишь за дело взялся Равтар, бывший сотник патрульных Туимар и лучший целитель Мааданда Ба-Лонг. Все были бледными и окоченевшими от ужаса, только Вайлин висел на руках конвоиров с безразличной покорностью. После многодневных допросов смерть представлялась ему желанным избавлением. Туимар не сводил умоляющих глаз с Бакара, Преемник посулил ему заменить смертный приговор каторгой. Ба-Лонг в оцепенении ждал своей участи, жизнь утратила смысл после гибели дочери и внуков, которых он надеялся спасти своим преступлением.
Старший исполнитель зачитал приговор. Вайлин и его сообщники подлежали немедленной казни. Их бросили на землю и приковали цепями к железным кольцам в полу. Туимара приговорили к каторге после публичного раскаяния, которое он немедленно принес: на коленях, давясь словами и вытирая сопли рукавом рубахи. Когда отзвучало последнее «клянусь», его оттащили в сторону и привязали к столбу, чтобы после увиденного соляные копи Древнего Моря показались ему обителью Небесного и он возблагодарил щедрость Преемника.
Для Ба-Лонга же было уготовано нечто особенное. По распоряжению Светлого Верхала смертный приговор заменили на так называемый «выбор Предков». Ба-Лонг оглянулся на небольшое здание с тремя дверьми. С древних времен и по сей день, если вина была не доказана, или преступник имел особые заслуги, считалось, что его судьбу должны решить духи предков, направить к нужной двери. За одной из них стоял соплеменник осужденного. С криком «невиновен!» сородич обнимал его, поздравлял и уводил домой. За другой стоял тюремщик с кандалами: пожизненная каторга. За третьей ждал Ар-Раар в маске с двуручным топором, самый жесткий выбор Предков. Закон позволял сопротивляться и даже обещал жизнь в случае победы. Но никто никогда не слышал, что кому-то удалось выжить, а для Ар-Рааров борьба с палачом равнялась бесчестью, которого те боялись больше смерти, поэтому просто преклоняли колени и принимали смертельный удар. Среди жителей Мааданда не нашлось бы никого, кто не верил в справедливость выбора предков.
Конвоиры подтолкнули целителя, и он на негнущихся ногах направился в сторону дверей. Не доходя пары шагов остановился, не в силах сделать выбор. Какая из них? Полная безнадежность сменилась возможностью, и Ба-Лонг с удивлением обнаружил в себе желание жить. Пусть для него все кончено, он может спасти не одну сотню жизней в искупление вины. Ба-Лонг неподвижно стоял, пока не подошел старший исполнитель. Он тронул его за плечо и что-то сказал. Ба-Лонг кивнул, сделал шаг, покачнулся, чуть не упал, но взялся дрожащей рукой за ручку крайней двери слева. Постоял еще немного. Трибуны затаили дыхание. Открыл. Вскрикнув, целитель отступил на несколько шагов и упал на колени. За дверью стояли… молодая женщина и трое детей!
– Дедушка! – в полной тишине раздался звонкий голосок.
Маленькая девочка бросилась на шею Ба-Лонга, и через секунду к ней присоединились мать и братья. Заливаясь слезами, целитель не мог вымолвить ни слова. Дружный вздох умиления прокатился по трибунам, быстро сменившись восторженным ревом.
Бикир изумленно посмотрел на брата.
– Бакар! Как тебе удалось?
Преемник гордо улыбнулся.
– Будущий Митверхал тебе не пенек с глазами. Их освободили в первую же ночь, это стоило Вайлину трех пальцев. Но я не смог быстро простить старикашку и решил, что он должен заплатить, хотя до сих пор считаю цену неполной.
– А если бы он выбрал палача?
– Я бы считал цену полной, – ответил Бакар, – но перед смертью он бы увидел родных.
Ба-Лонг с дочерью и внуками покинул стадион под восторженные возгласы. Внимание толпы вернулось к распластанным на земле преступникам. Все охранники, конвоиры и старший исполнитель покинули площадку. Один из солдат выдернул из двери небольшого загона штырь-засов и отбежал в сторону. Из загона вышел Хряпс. Старый пырларл с торчащими маклаками, седеющей мордой и сломанным в битве рогом. Кусок черного ужаса на залитой солнцем площадке. Самый страшный кошмар жителей Мааданда. Многолетняя подготовка сделала из него безупречного палача. При виде любимца Пихомор не сдержал улыбки. Если в глубине души Митверхала и жила способность любить, вся она была обращена на Хряпса. Выбирая, пожертвовать пырларлом или сыном, Пихомор не раздумывал бы ни секунды. Хряпс важнее. Старый пырларл отвечал взаимностью. Он жил только ради хозяина, и высшим удовольствием почитал доставить ему радость. В свое время Хряпс быстро осознал, что любимого господина делает счастливым смерть ему подобных, и с удовольствием старался зажечь его глаза безумным восторгом.
Раздувая ноздри, Хряпс неторопливо подошел к онемевшим от ужаса осужденным, решая, с кого начать. Вайлин вмиг забыл, что желал смерти, и заорал во все горло:
– Светлейший! Пощадите!
Пихомор повернулся и с вопросительной улыбкой посмотрел на Верхала. Ксайлан имел право остановить казнь в любой момент, но даже не пошевелился, взирая на происходящее с презрительной гримасой. Вайлин лишь привлек внимание Хряпса. Он подошел к осужденному и свирепо хрюкнул. Лежащий замер, не в силах оторвать взгляд от нависшей над ним черной громады. Хряпс поставил копыто ему на руку и с нарочитой медлительностью надавливал все сильнее, заставив Вайлина сначала застонать, а потом взвыть от боли. Под истошные вопли пырларл превратил в крошево все конечности преступника и взглянул вверх, на трибуну с хозяином. Пихомор злорадно посмотрел на Ксайлана, который боролся с отвращением и желанием прямо здесь убить ненавистного Ар-Раара, так жестоко расправившегося с одним из его лучших людей. Верхал досадовал и на глупую неосмотрительность Вайлина, приведшую его к смерти. Не дождавшись никакой реакции, Пихомор любезно проговорил:
