Лохмотья на мне, благодаря стараниям моих вассалов, были очень живописные. Особенно в сочетании с холеным белоснежным конем и его богатой сбруей. Ринхорт, оглядев меня с ног до головы и затаив коварную усмешку, снова предложил размяться. Надо ли говорить, что в селение я въехал избитым и окровавленным, страшно жалея, что взял в попутчики непобедимого изверга?
– Зато теперь любой поверит, что тебя ограбили разбойники, – удовлетворенно сказал он.
– Это был один наглый демон с железными мозгами, – уточнил я.
***
Селение было большое, с храмом Единого – восьмигранный медный шпиль виднелся издалека – но безлюдное. Кое-где двери и окна были забиты досками крест-накрест. Оставшиеся жители, напуганные приближавшимся войском князя Доранта Энеарелли, попрятались по дворам, и навстречу нам попался только подвыпивший старик, показавший дорогу к постоялому двору. Он и сообщил о надвигавшейся беде.
– Говорят, прямо сюда идут, да еще и демоны проклятые с ними. А у нас только старики да бабы остались. Всех здоровых мужиков стражники в войско короля забрали. Вот, внука последнего завтра увести должны, – дед утер слезу и разом протрезвел, разглядев брошенный ему золотой, сунул монету за щеку и побежал прочь.
Солнце уже зашло, и наступили прозрачные сумерки, звеневшие комарами. Остервенело лаяли собаки, кидаясь под копыта, лениво сидели на столбах оград кошки, провожая проезжих всадников задумчивыми лунными взглядами, где-то мычала корова.
Железный рыцарь придержал коня у распахнутых ворот в высокой ограде с висевшим на длинном штыре дырявым котелком, означавшим трактир. В глубине двора стоял бревенчатый дом в два этажа. По левую руку у длинного бревна, прибитого к столбам, фыркало на привязи полдесятка оседланных лошадей, жующих корм из бадей – кто-то не собирался надолго задерживаться и не воспользовался конюшней. По правую руку от дома виднелся длинный сарай с подпертой вилами широкой дверью, и количество следов от лошадиных копыт не оставляло сомнений в его назначении.
Ринхорт прищурился на дом.
– Так… внизу – пять мечей, столько же кинжалов и кирас, наконечники стрел считать не буду. Это стражники, ясно. Доспехи плохонькие. Что еще… Куча ножей, в том числе кухонные, секиры… семь штук. Горцы-то что тут делают? Топора – три, и те далеко. Селян, значит, нет.
Я закусил губу: может, я все-таки – дарэйли металла, только пока слепой, а? Может, прозрею когда-нибудь?
– Рискнем войти? – спросил Ринхорт. – Что-то мне конфигурация металла тут не нравится.
Вспомнив вкус горелой зайчатины, я предпочел рискнуть.
Отдав коней сонному конюху, мы вошли в дверь и в сизом тумане не сразу разглядели, что происходит. Уши на мгновение заложило от дикого шума и визга. Но, когда раздался треск дерева и звон мечей, стало ясно, что подоспели мы как раз к драке.
Просвистело что-то тяжелое, обдав щеку ветерком. Я покосился вполоборота: в дверной косяк вонзилась секира. Тут же рукоять отвалилась, а лезвие потекло по дереву черной змеей и свернулось лужицей на полу.
По внезапной тишине в трактире я понял: обезоружены все. На нас устремились глаза бородатых вояк, среди которых действительно затесалось семеро чернобородых низкорослых крепышей – горцев. Кроме них я заметил двух растрепанных девок, сиганувших под столы, и краснощекого толстяка в колпаке и фартуке. В тишине отчетливо послышалось слезное бормотание толстяка:
– Я разорен! Разнесли мне весь трактир… Разорен!
– Зачем ты это сделал? – прошипел я своему спутнику, имея в виду глобальное разоружение. Как будто сейчас это так важно: что отвалилось в железной голове дарэйли, когда он нас выдал с потрохами! Надо было либо быстро-быстро бежать, либо еще быстрее что-нибудь придумать.
– Привычка, – виновато буркнул рыцарь. – Выкрутимся, но придется понизить твой статус слуги до раба.
Я поперхнулся возражением: Ринхорт подмигнул мне и вытащил жреческий знак Пронтора.
Дым медленно развеивался, вытекая в открытую дверь, люди начали приходить в себя и, похоже, недавние драчуны объединились против общего врага – пятясь, они сошлись плечом к плечу, кто-то начал вооружаться обломками мебели.
Впереди всех остался стоять высоченный русоголовый бугай в потрепанном доспехе. По его оцарапанной щетинистой щеке стекала тонкая струйка крови, а левый глаз стремительно заплывал. На его груди я заметил не только символ Единого, которые обычно носят все приверженцы этой странной религии, но и целую горсть непонятных висюлек. Подобные, впрочем, имелись у всех присутствующих.
– Я – перебежчик из армии князя Доранта Энеарелли, – сказал Ринхорт, вперившись в дикие хмельные глаза бугая. – Кто тут у вас старший?
– Перебежчик? – процедил верзила, нарочито медленно оглядывая нас с ног до головы. – Ты – труп!
За его плечом взревело пятнадцать глоток. Поднялись руки с импровизированными дубинками.
– Стоять! – Ринхорт резко выкинул вперед левую руку со знаком Гончара, в правой сверкнул меч, и люди отшатнулись. – Я – слуга бога Сущего. Здесь никто не уцелеет, стоит мне пожелать.
Раздался хруст, слюда в окнах разлетелась: дарэйли призвал весь железный хлам, которому посчастливилось уцелеть от недавней поспешной плавки. Кухонные ножи, топоры и даже вилы с косами повисли перед лицами людей.
Мутные глаза верзилы начали проясняться. Он перевел взгляд на мои окровавленные лохмотья.
– Это, что ли, твой демон, жрец? Что-то больно потрепан.
Рыцарь, войдя в роль Гончара как-то уж слишком стремительно, презрительно скривил губы:
– Трепка еще ни одному рабу не помешала. Но я хотел бы посмотреть, что осталось бы от тебя после схватки с ним. Я привел на службу Нертаилю самого сильного из демонов-воинов в войске князя. В его силе вы уже убедились, когда потеряли все оружие, – убрав жреческий знак, Ринхорт взял висевший в воздухе топор за рукоять, поднес к моему носу. – Расплавь!
Я растерянно моргнул. Издевается? Но железо медленно – видимо, для пущей наглядности – раскалилось, от топорища поднялся дымок, наполняя воздух запахом гари. Разумеется, никто не догадался, что моей заслуги в том нет.
Толстяк в фартуке, прятавшийся за спинами, всхлипнул, схватившись за пухлые щеки:
– Во имя всех богов! Благородные сьерры, умоляю, не надо пожара! – и, обернувшись к полуоткрытой внутренней двери, гаркнул: – Щепка, неси воду!
Дверь скрипнула. На зов трактирщика из кухни вышла тощая конопатая девушка, волочившая деревянное ведро с водой, согнувшись набок от тяжести ноши. Под устремленными на нее мужскими взглядами она покраснела и низко опустила голову. Одета она была со скромностью нищеты, не как те две грудастые, увешанные бусами девки с непокрытыми волосами, забившиеся под столы, видимо, еще во время драки, и наблюдавшие за нами, боясь пошевелиться.
Я отобрал у служанки ведро – она тут же порскнула зайцем на кухню, только длинная коса взвеяла. Ринхорт швырнул в воду раскаленный топор и повернулся к верзиле в латах.
