– Это только первый раз так, потом перекидывание становится быстрым и почти безболезненным, – шепнула Дейя. – Но стихийное превращение у них будет только в дни полнолуния, а в остальное время их образ зависит от воли управляющего. Обычно оборотнями управляют Гончары через дарэйли. Эй, ты что так побледнел, Райтэ? Правила восточного Сферикала запрещают обращать людей в животных, правда, у западных это распространено.
– Рабы рабов… Пожалуй, я тоже не могу на это смотреть.
Чем дальше я постигал мой мир, тем меньше он мне нравился.
Ночью, отстояв стражу, я не мог уснуть не только из-за хрипов несчастных животных, доносившихся с луга – они постепенно стихали, – но я ворочался, пытался понять, почему так невыносимо быть самим собой, если я дракон?
Вспомнил о словах Ринхорта: «Мы не могли тебя задержать, даже объединившись». В том состоянии мне было не до расспросов, но фраза зацепила, и я спросил железного рыцаря, что он имел в виду.
– Ты замечал, Райтэ, что мы часто кладем тебе ладони на плечи? – ответил он вопросом на вопрос.
– Не просто замечал. Эти похлопывания приводили меня в бешенство.
– Вот как? – поднял он бровь. – Что ж ты сразу не сказал, что тебя это раздражает? Впрочем, как бы ты ни реагировал, я бы до твоего проявления не признался, в чем тут подвох: ты стал бы защищаться. Одна из целей рукоположения дарэйли – проверка духа. Каждый из нас пытался позвать твою сущность на своем «языке». Родственную сферу мы бы почувствовали по эху в твоей душе. Но сильного резонанса не возникло ни у кого из нас.
– Ллуф не пытался.
– Я запретил ему.
– Почему?
– У ритуала есть и второе свойство, главное. Рукоположением мы передаем часть силы дарэйли, как бы становимся на время крылом чужой души. Это и имеют в виду жрецы под тем, что называют «дары духа».
– То есть, если к человеку прикоснется дарэйли гармонии, то любой создаст гениальное творение?
– Бездарь ничего не создаст, даже если прикоснется сам Эйне, – усмехнулся железный наставник. – Дарэйли даст силу слабому, это да. Наша любовь окрыляет не на словах. Потому жрецы часто одалживают нас своим братьям: кодекс Гончаров запрещает им брать в постель собственных рабов, хотя разрешает соединяться с нами при ритуалах. После нашего прикосновения их духовная сила возрастает, даже физическое тело обновляется, и они сохраняют молодость столетиями. Пока твоя сущность не инициирована, ты, если не считать крохотных выплесков, почти не отличаешься от обычных людей и можешь только пользоваться чужой силой, паразитировать на ней. Еще и поэтому мы не верим, что что те несчастные случаи на нашем пути как-то связаны с твоей сущностью.
Я задумался: а не мог ли я таким же образом расплавить меч Ринхорта в нашей первой учебной схватке? Может, все-таки зря меня записали в драконы?
– Но когда произойдет полная инициация, – продолжил Ринхорт, – ритуал рукоположения станет таким, каким был изначально при магах – это преумножение даров, взаимообогащение. Это и происходит при более глубокой связи, возникающей у пары соединившихся «сосудов духа» – дарэйлинов. Мы усиливаем друг друга. Или, наоборот, ослабляем, если стороны дарэйли – взаимоисключающие, как у меня и Луаны.
– Почему ничего подобного я не чувствовал от Шойны?
– Ты же не впустил ее в душу, не избрал своей дарэйлиной.
– А чем может отравить Ллуф?
Ринхорт дернул плечом, словно на него опустилась невидимая каменная рука.
– Логически – ничем, но камень – неизменная сущность, застывшая. А ты еще растешь, и его вмешательство может помешать росту. Твердость камня полезна на самом последнем этапе инициации, ты до нее еще не добрался. А теперь представь, Райтэ, какова твоя сила, если мы все, положив друг другу руки на плечи, создали цепь, но не смогли тебя удержать?
Мне казалось, тут что-то не так, какая-то хитрость. Ну, не мог же я противостоять девятерым сразу! Кишка тонка будет даже у дракона, а я не… А, никто уже не поверит. Но разве не мог я отражать атаку дарэйли, пользуясь их же силой, полученной при этих навязчивых похлопываниях? Противопоставить им их же дары? По-моему, гениальная догадка.
– А огонь, а власть? – напомнил Ринхорт, когда я изложил ему свою идею. – Этого никто из нас не мог передать, если они изначально не были в тебе. Так какова же должна быть твоя власть, Райтэ, чтобы противопоставить дары, а точнее, сущность – ей самой?
Но он задумался и, настойчиво посоветовав мне спать, как будто это так легко и просто в моем взбудораженном состоянии, ушел сменить постовых.
Уютная поляна вблизи от ручья, выбранная для ночлега, совсем опустела: дарэйли, понадеявшись, что оставшиеся на страже Тион и Ринхорт предупредят об опасности, разбрелись по лесу. Вечно голодный Граднир отправился на охоту.
Полная луна светила так ярко, что девушек можно было бы посадить за вышивку. В покоях императрицы, как я помнил, постоянно околачивались вышивальщицы – вполне благородное занятие для знатных дам, жаль, что от сплетен не отвлекает. Чего только мы с братом не наслушались, пока не подросли до пяти лет – возраста, когда мальчикам впервые дают меч и коня и передают из детской наставникам.
А вот в покоях Лунной королевы Иллиры, – вдруг отчетливо вспомнилось, – никогда не было вышивальщиц. Зачем брать иголку в руки той, кто способен взглядом сотворить, что ей хочется? Линнери – магические существа Лунного мира. Прекрасные, словно сотканные из призрачного света, но вполне, вполне плотные на ощупь, – улыбнулся я, вспомнив.
Я лежал, затаив дыхание, чтобы не спугнуть возвращавшиеся воспоминания. «Может быть, это из-за полнолуния?» – накрыла мысль, но я ее тут же отогнал: это не важно, из-за чего, куда важнее – сами образы, проступавшие из забвения и обретавшие яркость при свете луны.
В Линнерилле меня нашли стражи Врат. Отброшенный ураганом в ущелье, я лежал с переломанными костями и пошевелиться не мог, когда на меня налетели чудовища, оказавшиеся на этот раз не плодом воображения, не призраком Тьмы, а настоящими. Думал – сожрут, а меня поволокли к старшему – отвратительной помеси змеи и таракана. Жвалы у него были как у насекомого, а тело змеиное. Потом я узнал, что только высшие маги, они же элита королевской гвардии, создают себе такое тело. Зато выживаемость у них колоссальная.
От смерти на пороге нового мира спасло только то, что в честь коронации маленькая королева запретила казни. Накануне мать Иллиры скоропостижно, как говорят в таких случаях, скончалась, прожив всего лишь семьсот лет, и корона перешла к ее дочери. Линнери смертны, к счастью.
А потом спасло то, что принц-консорт вынужден был подарить дочери забавного узника. «Ты не понимаешь, папа! Такой игрушки ни у кого больше нет и не будет, потому что он пришел из-за Врат! Он единственный!» – голос маленькой линнери я слышал как наяву, а вот образ девочки не вспоминался, потому что тогда я был так избит на допросе, что почти ослеп.
