* * *
Наш план использования авиации в подготовке операции «Оверлорд» встретил самые серьезные и искренние возражения, особенно с политической точки зрения. Уничтожение авиацией основных мостов, товарных сортировочных станций и вывод из строя главных железнодорожных магистралей Франции неизбежно вызвали бы жертвы среди французского населения. По подсчетам некоторых специалистов, даже если мы будем бомбить не сами крупные города, а только важные объекты в районах с исключительно большой плотностью населения, то осуществление нашего плана авиационной поддержки обойдется, по меньшей мере, в 80 тыс. жертв из числа мирных жителей. Такие действия, очевидно, вызвали бы ожесточение французского народа; премьер-министр и многие из его советников настаивали, чтобы мы изыскали какой-либо иной способ использования авиации. Черчилль был искренне потрясен ужасающей картиной, которую нарисовали ему противники нашего плана, и обратился ко мне с настоятельными просьбами пересмотреть этот план. «Послевоенная Франция должна быть нашим другом, – говорил он. – Это не только вопрос гуманности. Это также вопрос большой государственной политики».
Мои командующие авиацией и я подвергли сомнению точность подобных расчетов. Мы ожидали, что потери среди мирного населения будут значительно меньше тех, которые нам предсказывали, поскольку планировалось передавать как общие, так и специальные предупреждения в районы бомбардировки. Мы собирались использовать любые возможные средства, чтобы неоднократно сообщать французам и бельгийцам о необходимости покинуть важные в транспортной системе места. Более того, перед каждым налетом мы намеревались предупреждать жителей по радио и с помощью листовок, чтобы они временно оставляли свои дома. Мы могли позволить себе это, так как знали, что немецкая авиация резко ослаблена и противник не в состоянии по первому требованию обеспечить достаточно эффективную противовоздушную оборону каждого важного пункта в транспортной системе Франции. Нужно было так составить план бомбардировок, чтобы он не раскрывал района, выбранного для десантирования войск. Поэтому в мероприятиях по вводу противника в заблуждение мы неизменно выбирали для воздушных налетов некоторые объекты в районе Кале.
Целесообразность и необходимость бомбардировок обсуждались долго, добросовестно и, разумеется, с сочувствием, поскольку дело касалось человеческих жизней. В конце концов Черчилль и его правительство, а также генерал Пьер Кениг, командующий французскими внутренними вооруженными силами, согласились с тем, что воздушные налеты следует осуществить так, как они запланированы, надеясь, что меры, принимаемые нами по предупреждению населения, будут достаточно эффективными и сведут к минимуму потери среди мирных жителей. Результаты этих бомбардировок, как потом выяснилось, положительно сказались на операциях наземных войск. Потери же среди гражданского населения составили только незначительную часть от предварительных расчетов, а французский народ в целом спокойно воспринял необходимость бомбардировок, не проявил из-за них никакого антагонизма к союзным войскам. Помимо налетов на объекты транспортной системы Франции, наша авиация продолжала бомбить немецкие нефтеперегонные заводы и другие предприятия, игравшие ключевую роль в военной промышленности Германии. Авиация союзников постоянно стремилась завязать воздушные бои с люфтваффе с целью еще больше измотать их силы до того, как наступит решающая фаза в сражении сухопутных войск.
Вторжение во Францию
15 мая 1944 года под руководством штаба верховного командования союзными экспедиционными силами было проведено в помещении школы Святого Павла заключительное совещание. На нем присутствовали король Великобритании, Черчилль со старым другом – фельдмаршалом Смэтсом, а также почти все члены военного кабинета и английского комитета начальников штабов. За всю войну я не присутствовал на совещании, где было столько высокопоставленных лиц. На нем ставилась задача рассмотреть оставшиеся нерешенными вопросы и устранить ранее отмеченные недостатки, а также обратить внимание всех командующих на широкие цели, выдвигаемые высшим штабом, напомнить каждому из них о той поддержке, на которую он может рассчитывать. Были окончательно уточнены и утверждены распоряжения войскам о соблюдении мер предосторожности в период следования в порты погрузки. Главные усилия направлялись на обеспечение скрытности действий войск.
На этом совещании нам представилась возможность услышать выступление короля и премьер-министра Великобритании. Последний произнес типичную для него боевую речь, в которой он использовал настолько сильные выражения, что поразил многих из нас, особенно американцев. Черчилль заявил: «Господа, у меня укрепляется уверенность в отношении этого предприятия». Мы знали, что он долгое время сомневался в его осуществимости и ранее выступал за дальнейшую отсрочку в пользу проведения операций в других местах, но теперь, на последней стадии приготовлений, наконец стал верить вместе со всеми нами, что это единственно правильный курс действий для достижения победы.
Перед началом операции нам наносили визиты многие важные официальные представители. Одним из наших последних посетителей был генерал де Голль. С ним у нас возникли некоторые разногласия относительно времени и характера тех заявлений, с которыми нужно было обратиться к французскому населению сразу же после высадки союзных войск. Генерал де Голль хотел, чтобы оба союзных правительства ясно и определенно признали его как правителя Франции. Он настаивал, что только он один имеет право отдавать приказ французскому населению о необходимости сотрудничать с союзными войсками.
Президент Рузвельт категорически возражал против такого признания генерала де Голля и, как всегда, упорно отстаивал идею, что суверенитет Франции находится в руках народа и что союзники вступают на ее территорию не для того, чтобы навязывать населению какое-либо конкретное правительство или конкретного правителя. Поэтому, продолжал он, из наших заявлений должно явствовать, что мы готовы сотрудничать с любыми французскими силами, которые будут участвовать в разгроме немецкой армии. Он соглашался с тем, что, если какая-либо группировка этих сил или все они решат следовать за де Голлем, мы будем действовать через де Голля, но президент не соглашался поставить генерала правителем над кем бы то ни было.
Задача разработать план, удовлетворявший де Голля и в то же время удерживающий нас в рамках установленных нашими правительствами пределов, выпала в основном на долю моего штаба и причинила немало беспокойств, так как мы зависели от существенной помощи со стороны повстанцев во Франции. По имевшимся сведениям, они были особенно многочисленны в районе Бретани и в городах Юго-Восточной Франции. Открытое столкновение с де Голлем по этому вопросу нанесло бы нам неизмеримый ущерб и привело бы к горьким взаимным обвинениям и ненужным жертвам.
По мнению штаба, это возражение Рузвельта являлось в некотором смысле академическим. Как здесь полагали, по крайней мере на начальных стадиях операции, де Голль будет представлять единственную власть, которая может обеспечить хоть какую-нибудь координацию и единство действий французов, и не будет никакого ущерба от того признания его роли, которого он добивается. Его нужно просто поставить в известность, что, как только страна будет освобождена, французский народ сам определит свое собственное правительство и лидера. С согласия наших правительств мы уже приняли представителя де Голля генерала Кенига, командующего французскими внутренними вооруженными силами, который в системе союзного командования являлся моим прямым подчиненным.
