Во время бомбежки Сент-Джеймсского дворца серьезное ранение в спину получил принц Уэльский Эдвард, в результате чего у него отнялись ноги, и врачи сомневались, сможет ли он ходить вообще. Хаос и паралич, в одночасье охватившие Британию, грозили в самом скором времени если не перерасти в анархию, то, по крайней мере, нанести смертельный удар по международной репутации Англии, всегда славившейся своим умением хорошо держать любые удары врага.
И в этот трудный для страны момент появился человек, который стал тем непоколебимым ядром государственности, вокруг которого успешно сплотилось все английское общество. Это был Уинстон Черчилль, которого не было на том злосчастном заседании у премьера по причине его ранней отставки с поста морского министра. Не пострадав при воздушном налете, Черчилль прибыл к развалинам парламента, где лично помогал вытаскивать людей из-под развалин, после чего прямиком отправился в госпиталь навестить премьера.
Сильно страдавший от болей в теле и постоянной тошноты, Ллойд-Джордж то терял сознание, то приходил в себя, обводя мутным взглядом своих секретарей, столпившихся у его кровати с изуродованными от страха лицами. Старый британский лев страшно хотел только одного покоя, но давняя закалка слуги империи не давала ему впасть в забытье, не приведя государственные дела в некоторое подобие порядка.
Именно в этот момент, бесцеремонно оттеснив в сторону врачей и сиделок, ворвался в палату Черчилль, весь измазанный кирпичной и цементной пылью, но со взглядом бойца, готового биться до конца. Увидев его, раненый потянулся к незваному посетителю всем телом и задвигал губами, стараясь подобрать нужные слова к разговору. Шагнув к его изголовью, Черчилль твердо и решительно произнес:
– Вы, господин премьер-министр, желаете, чтобы я на время вашей болезни временно принял ваш пост, пока вы не подберете более подходящую кандидатуру, чем я, или сами не выздоровеете. Что же, я согласен, учитывая сильные потери вашего кабинета.
Премьер несколько секунд мучительно переваривал слова Уинстона, а затем слабо кивнул.
– Арченсон, немедленно составьте соответствующий протокол о моем временном назначении, – рыкнул Черчилль одному из секретарей лорда, возвращая его к деловой жизни. – Так как у господина премьер-министра ранена рука и он не может писать, его слова своей подписью подтвердят доктор и сиделки. Гудвин, немедленно выясните, кто из членов кабинета не пострадал от налета врага, и соберите их на шесть часов вечера в Вестминстере. Туда же пригласите начальника полиции, мэра Лондона, архиепископа Кентерберийского и начальника городского гарнизона генерала Стоуна. За работу, господа, за работу. К восьми часам мне нужно быть у короля и наследного принца с известием о положении в городе.
Только после этого, осознав, что власть находится в надежных руках, старый британский лев позволил себе потерять сознание.
Получив в свои руки бразды правления, Черчилль моментально развил бурную деятельность, и уже к вечеру следующего дня жители Лондона и остальные британцы узнали о первом заседании нового правительства, при этом весть о создании нового кабинета раньше жителей туманного Альбиона узнали главы союзников и командующий экспедиционным корпусом на континенте.
Все вечерние газеты напечатали пламенную речь нового премьера, обещавшего продолжить борьбу до победного конца, несмотря на все подлые ухищрения коварного врага. Помещенная на первую полосу, она наглядно демонстрировала несгибаемый британский дух и уверенность нации в окончательной победе.
Упражняясь в ораторском искусстве, Черчилль прекрасно понимал, что эйфория от красивых слов скоро пройдет и прагматичные англичане незамедлительно потребуют конкретных дел. Больше всего на свете премьер боялся скорого появление германского флота у берегов Темзы, поскольку все морские защитники столицы были уничтожены. Бомбардировка побережья с последующей высадкой десанта на британскую столицу – все это было вполне реальным делом, по крайней мере, сам бы Черчилль именно так и поступил, окажись он сейчас на месте кайзера Вильгельма.
Поэтому новоиспеченному премьеру просто очень необходима была помощь со стороны русского флота на Балтике. Его боевая активность против германских портов обязательно отвлекла бы немцев от Англии и дала бы столь важную для британцев передышку во времени. Черчилль буквально забросал телеграммами ставку Корнилова, моля о помощи со стороны доблестных союзников.
В ответ шли рассуждения о слабости русского флота и одновременно на встрече с Черчиллем русский посол поинтересовался, готова ли Британия закрепить на бумаге свое данное ранее согласие о переходе Черноморских проливов в полное подчинение России. Конечно, британское правительство никогда и не собиралось признавать права русских на захваченные ими Босфор и Дарданеллы, однако смертельная угроза высадки в Англию немецкого десанта под прикрытием флота и дирижаблей сделала премьера более сговорчивым.
Скрепя сердце Черчилль подписал предложенный русским послом документ, сварливо выговорив особый пункт договора, по которому подпись премьера имеет силу, если военная помощь будет оказана Англии в течение 24 часов с момента его подписания. Календарь на столе посла показывал 29 июня 1918 года.
Поздним вечером того же дня из Гельсингфорса вышла русская эскадра, возглавляемая капитаном первого ранга Михаилом Беренсом. Он держал свой флаг на линкоре «Петропавловск», вместе с которым в плавание отправились линкоры «Гангут» и «Севастополь». Из Таллина к ним присоединились крейсеры «Адмирал Макаров», «Баян» и «Рюрик» вместе с минным отрядом во главе с эсминцем «Новик» и четырьмя тральщиками. Кроме этого, эскадру сопровождал авиатранспорт «Республика» с двумя гидропланами на борту.
Основной целью выхода было нападение на Либаву, где, по данным разведки, находился отряд немецких тральщиков в составе шести кораблей. Они постоянно проводили траление акватории Данцигского залива и Куршской косы, серьезно снижая результат деятельности русских миноносцев, регулярно выставляющих мины перед Пиллау и Данцигом. Ранее обсуждая с Корниловым планы Балтфлота на этот год, контр-адмирал Щастный в числе первых боевых задач флота видел уничтожение этих кораблей противника.
Не желая повторять ошибки предшественников, Щастный хотел самым активным образом задействовать свои корабли, и в первую очередь – линкоры и крейсеры. Укомплектовав три линкора самыми лучшими кадрами из различных флотилий, адмирал вывел их на первое боевое крещение, назвав эту операцию «Походом аргонавтов».
Требование англичан о проведении срочной операции на Балтике пришлось как нельзя кстати, сам Щастный предлагал Корнилову провести набег на Либаву через неделю от названного Черчиллем срока при подписании меморандума о Черноморских проливах.
Выход эскадры удалось сохранить в полной секретности, и ее утреннее появление у Либавы было полной неожиданностью для врага. Вначале вперед был выслан один из гидропланов с «Республики», который обнаружил отсутствие на рейде Либавы немецких тральщиков, ради которых вся операция, собственно говоря, и затевалась.
Летчик немедленно сообщил о своем открытии Беренсу, вначале с помощью белой ракеты, а затем сбросив на флагман вымпел с запиской.
