Действия фронтов противника были хорошо отлаженными и скоординированными, не позволяющими произвести быстрый маневр войсками, сняв их со спокойного участка фронта и перебросив на более опасный. Все эти неудачи лучшего тевтонского ума позволили сказать генерал-майору Гофману, страстно завидовавшему карьере Людендорфа, что тот велик только во времена побед и ничуть не лучше остальных генералов империи во времена поражений.
Чтобы хоть как-то исправить положение и остановить наступление русских, Людендорф в срочном порядке перебросил один из цеппелинов отряда Берга для уничтожения русского прифронтового аэродрома, на котором базировалась часть бомбардировщиков. Берг, готовивший новый налет на Лондон, с большой неохотой согласился на требование фельдмаршала, отправив на Восточный фронт «Берту» под командованием вернувшегося в строй капитана Лемке.
С этой целью под Варшавой в спешном порядке соорудили причальную мачту для дирижабля, который прибыл 20 августа. Менее суток ушло на инструктаж экипажа и заправку цеппелина топливом и бомбами. Прекрасно понимая, что появление огромного аппарата вскоре станет достоянием разведки противника, а также желая поскорее переломить положение на фронте, Людендорф очень спешил и настоял на вылете дирижабля 21 августа.
Обстановка на фронте продолжала ухудшаться со стремительным приближением русских к Варшаве и Ивангороду. В этот день русские взяли Холм и Замостье, оставляя великому полководцу все меньше и меньше возможностей совершить «чудо на Висле», как сказал в кругу офицеров неугомонный Гофман.
«Берта» направилась к русскому аэродрому в Красной Рудне рано утром, когда солнце еще только-только поднималось. Место базирования ненавистных самолетов было определено с помощью разведки, засекшей его после недели энергичных поисков, стоивших немецким летчикам трех сбитых аэропланов.
Как всегда, весь расчет строился на внезапности в утренние часы. Лемке с огромным удовольствием забросал бы своими бомбами этот аэродром ночью, но экипаж не имел хорошей ориентации на местности, а Людендорф требовал оглушительного успеха, а не простой демонстрации действий.
Дирижабль сопровождало 15 аэропланов, которые должны были надежно прикрыть бока «Берты» в этом налете от любых действий русских. Привыкший к хорошим ориентирам Европы, экипаж дирижабля с большим трудом ориентировался на огромном пространстве бывшей Российской империи, выйдя к переднему краю фронта с большой задержкой во времени.
Поднятые по приказу истребители быстро развернулись по бокам огромного цеппелина, приноравливаясь к его ходу. Первой неожиданностью для немецких летчиков было наличие на аэродроме маскировки, которая серьезно затрудняла действия дирижабля. Рассчитав приблизительное расположение самолетов врага, Лемке вывел свою «Берту» на боевой курс. Лично встав у прицела, он методично сбрасывал бомбы на выбранные участки летного поля, а затем по переговорной трубе приказывал пилотам двигаться далее.
Подтверждением правильности выбранного капитаном курса послужило прямое попадание сброшенных бомб в русские самолеты. Поднятые в воздух вместе с клубами взрывов остатки уничтоженных самолетов были самой лучшей картиной для Лемке за все время полета. Он с радостью замечал, как растерянно забегали по летному полю аэродрома жалкие человеческие фигурки.
Командир «Берты» громко хохотал над проснувшимися русскими пилотами, напрасно пытавшимися спасти свои машины, он, великий и ужасный Лемке, просто не даст им такой возможности. Капитан уже понял принцип размещения вражеских самолетов и уверенно направлял свой дирижабль к новой цели.
Сброс, маленький черный клубок дыма, и вот уже третий бомбардировщик, принесший столько мучений для фельдмаршала, разнесен в щепки. Однако вместе с этой радостью Лемке был вынужден отметить хорошую работу зенитчиков русского аэродрома. Вот уже несколько раз тугие пулеметные очереди хлестко били по бокам цеппелина, разрывая его оболочку.
От подобного звука губы Лемке каждый раз складывались в хмурую гримасу, но он уверенно продолжал бой.
– Что же, господа, пришла и ваша пора вслед за вашими союзниками удивиться неуязвимости нашего дирижабля! – громко прокричал командир, сбрасывая новую порцию бомб.
– А-а! – радостно отреагировал Лемке спустя несколько секунд, отчетливо различая в цейсовской оптике прицела обломки очередного уничтоженного им самолета.
– Разворот на 11 часов, – приказал он пилотам, заметив, что летное поле закончилось стеной леса, и дирижаблю предстояло повернуться, чтобы продолжить свою кровавую работу. По данным разведки, на этом аэродроме находилось соединение численностью 8–9 машин, четыре из которых Лемке уже уничтожил.
Снова застучали пули зенитных пулеметов, но командира «Берты» это не сильно беспокоило, его кабина была защищена от пуль специальной броней, а гелия дирижаблю вполне хватает. Главное – выполнение задания, а через линию фронта он наверняка сумеет перелететь.
Цеппелин уже неотвратимо выходил на недобитые им русские бомбардировщики, когда сквозь строй немецких бипланов, охранявших «Берту», прорвался одиночный русский самолет. Проходя вдоль дирижабля, он выпустил длинную очередь из своего пулемета, что вызвало на губах Лемке саркастическую улыбку.
– Давай, давай, – снисходительно хмыкнул он, – многие до тебя это пробовали, а мы пока уничтожим ваше осиное гнездо.
Лемке уже с помощью пилотов выводил дирижабль на свою новую цель, когда этот неугомонный русский вновь возник у него на горизонте.
К огромному разочарованию, его не сбили немецкие пулеметчики, расположенные наверху дирижабля, не уничтожили самолеты прикрытия. Подобно мелкой, но больно кусающейся блохе, неизвестный русский пилот выходил для новой атаки творения доктора Тотенкомпфа.
Капитан даже оторвал взгляд от прицела, глядя, как стремительно бросался в бой этот русский идиот. Лемке отчетливо видел, как выпущенная сверху пулеметная очередь пробила сначала крыло самолета, а затем и его хвост. Аэроплан сильно качнуло, и капитан еще успел злорадно подумать: «Ну все, отлетался», как сильное чувство страха пробило все его тело от осознания того, что задумал противник.
Убедившись, что пули не причиняют особого вреда новейшему германскому дирижаблю, ради спасения своих товарищей на земле русский пилот шел на таран огромной махины. Время моментально растянулось на огромное количество миллисекунд, за которые Лемке отчетливо успел разглядеть голову в черном летном шлеме с огромными очками на глазах и широко открытый рот человека, осознанно идущего на смерть.
Руки командира «Берты» еще успели сдвинуть отметку «полный назад» на штурвале управления, когда вражеский самолет врезался в дирижабль чуть выше его кабины и раздался оглушительный взрыв. От полученного удара «Берта» как бы наклонилась вбок, на несколько секунд зависла в задумчивости, а затем начала медленно падать, увеличивая скорость своего падения с каждым пройденным метром.
Огромная махина рухнула невдалеке от кромки леса, над которым несколько минут назад проводила разворот. Из всего экипажа корабля в живых остались только два пулеметчика, находившиеся в верхних пулеметных гнездах и при крушении отброшенные в сторону от дирижабля. Оба они получили сотрясение и переломы, но дотошные военные корреспонденты упросили генерала Маркова разрешить сфотографировать их на фоне поверженного небесного монстра. Поручику Коновницыну, совершившему воздушный таран и ценою собственной жизни спасшему своих товарищей от смерти, генерал Корнилов посмертно присвоил орден Св. Георгия 3-й степени.
