– Боюсь вас разочаровать, господин генерал, но командующий Балканским фронтом генерал Невьен очень скептически оценивает шансы на успех наших войск на этом направлении. К тому же маршал Фош уже отдал приказ о переброске части сил из-под Солоников обратно во Францию для спасения Парижа. Союзный штаб уже рассматривал этот вариант и полностью согласен с мнением генерала Невьена, – известил Алексеева французский атташе.
– Позвольте с вами не согласиться, господин полковник. По мнению нашей Ставки, для развала фронта хватит одного хорошего удара. Данные нашей военной разведки, основанные на опросе пленных и воздушном наблюдении, полностью подтверждают это предположение. Даже с учетом ослабления сил фронта за счет убыли французских частей, русские и английские силы под единым командованием вполне могут взломать вражескую оборону. Все дело в желании, – парировал генерал.
– Тогда, может быть, следует поручить это дело одному из ваших боевых генералов, господин Корнилов, раз вы так уверены в успехе этого наступления? Например, господину Деникину или Дроздовскому, уже имеющим славный опыт побед.
– Нет! – категорически отрезал Верховный правитель. – Переброска любого из моих генералов на Балканы – слишком опасное предприятие, господа. И при подготовке нового наступления я не могу рисковать ими. Гораздо проще назначить на пост командующего Балканским фронтом генерала Слащева, он рядом, в Константинополе, и его переброска не будет связана с большим риском.
– Однако господин Слащев не имеет опыта командования фронтом, – возразил англичанин, – весь его путь как самостоятельного командира – оборона Моонзунда и Стамбула. Я думаю, это не тот человек, который способен совершить маленькое чудо под Солониками.
– Позвольте с вами не согласиться, господин Гордон. Я лучше вас знаю все его слабые и сильные стороны и потому уверен: генерал Слащев справится с этой важной миссией, – горячо заверил союзников Корнилов, – пост командующего фронта ему по плечу.
Среди переговорщиков наступила пауза, и посол обменялся с обоими атташе понимающими взглядами. Затем он вновь откинулся на спинку стула и произнес:
– Если господин Корнилов так уверенно ручается за своего генерала, мы готовы передать в Париж ваши предложения по объединению союзных сил на Балканах и передаче командования над ними господину Слащеву. Это очень хорошие вести, господа, но бедственное положение моей страны заставляет спросить вас: а что будет, если наступление на Балканах не состоится или если состоится, но не даст желаемого результата? Как быть в этом случае? – Посол сделал паузу, а затем продолжил: – При каких условиях Россия сможет начать наступление против австрийцев ранее названного вами срока, не дожидаясь полной готовности войск Юго-Западного фронта? По поручению союзных правительств я могу заявить, что они готовы благосклонно рассмотреть любые требования России о ее территориальных приращениях после окончания войны.
– Господин посол, я вас не совсем понимаю. О каком согласии или одобрении наших территориальных приращений идет речь? – твердо и четко сказал Корнилов. – Все земли, что мы желали получить, вступая в эту войну, а именно Константинополь и Проливы, уже давно признаны союзным правительством как наша собственность. Говоря так, я имею в виду секретный протокол, подписанный между нашими государствами в сентябре 1914 года, а также письменные заверения господ Черчилля и Клемансо от мая 1917 года о неизменности статуса прежней договоренности. Это же господин Черчилль подтвердил мне лично в своем апрельском послании.
Верховный на секунду прервался и посмотрел на француза, всем своим видом демонстрируя, что он готов немедленно подтвердить свои слова бумагами. Уже наученный горьким опытом, что у русских каждое слово подтверждено кучей документов, посол лишь изобразил на своем лице целую бурю негодования и сделал протестующий жест.
– Кроме этого, мы претендуем на земли турецкой Армении, население которой ужасно пострадало от османского геноцида и обратилось к нам с просьбой о защите и принятии в состав нашей страны, поскольку только в нас они видят истинных защитников их веры и жизни. Я думаю, господин посол, что ни у кого из нас не поднимется рука вновь отдать этот многострадальный народ под иго османов. Что же касается земель австрийской Галиции, то народ ее в 1915 году присягнул на верность русскому государству в бытность царя Николая, и поэтому мы автоматически считаем ее своей территорией.
– Конечно, господин Корнилов, Проливы и Стамбул – это ваш военный трофей, вместе с Арменией и Львовом, союзное правительство не собирается отрицать это, – нехотя согласился француз. – Я просто хотел узнать, не претерпели ли за последнее время ваши взгляды изменения?
– Нет, господин посол, они не изменились.
Получив прямой и четкий отказ, француз пожевал губами, а затем спросил Корнилова, осторожно подбирая слова:
– Возможно, есть нечто иное, что способно заставить вас рискнуть начать свое наступление раньше августа?
Слова посла повисли в воздухе. Корнилов и Алексеев сконфуженно молчали, не решаясь первыми заговорить о деньгах, и это сделал временно выбывший из разговора свежеиспеченный кавалер Почетного легиона Иванов.
– Конечно, конечно, есть нечто иное, господин посол, – несколько глуховато произнес кавказец, который к этому времени выкурил свою очередную трубку возле открытого окна и неспешно возвращался к столу переговоров. – И имя ему миллиард франков золотом.
Сказано это было столь обыденным и в то же время столь серьезным тоном, что союзники вначале опешили, а затем обомлевший посол с удивлением в голосе произнес:
– Это, конечно, шутка, господин Иванов?
– Почему шутка, господин посол? Вы спросили цену, мы вам ее назвали. Я, конечно, понимаю ваше удивление, господин посол, от столь большой цифры, но поверьте мне, это вполне приемлемая и подходящая цена за жизнь наших солдат, которые погибнут ради спасения Франции и спокойствия от людского бунта в нашей стране.
Наши воинские потери на этот день составляют около полутора миллионов солдат и офицеров убитыми и ранеными. Вдвое больше потери среди простого мирного населения нашей страны, а сколько городов и сел разрушил враг за это время, сколько материальных ценностей с оккупированных земель он вывез в свой рейх. И все это нужно будет поднимать из руин и восстанавливать в полном объеме, господа союзники. Кроме этого, нужны средства для наделения землей всех героев и ветеранов войны, а также выплаты денежной компенсации раненым, инвалидам и семьям погибших. Так что миллиарда франков на все это даже и не хватает, но, понимая все ваши трудности и потери, мы просим только его, – говорил Иванов, медленно и неторопливо прохаживаясь вдоль стола, и головы всех сидящих как по команде поворачивались вслед за ним.
– Это невозможно, – решительно изрек француз, – это просто невозможно.
Иванов в этот момент развернулся возле угла стола и так же неторопливо, держа в руке пустую трубку, направился к своему стулу. Все как завороженные неотрывно смотрели за ним, ожидая его ответа. У Алексеева от волнения вспотели ладони, он страшно испугался, что Сталин сейчас скажет что-то не то и все закончится страшным скандалом. Он уже собирался открыть рот, но с ужасом осознал, что не знает, что сказать.
