– Так, так, так, так, так, так, т-а-а-к, – защебетал Корвино, – а раны не тельце были? Пятнышки синие ты видел?
– Не знаю. Пришедшие на запах крысы мало что оставили, но перед смертью он кашлял кровью, да так, что повыплёвывал собственные кишки. Я наступил в них сапогом.
– М-м-м. Значит, он опасен, страшен и прост, – потирая ладони, перечислял травник. – Кажется, это болиголов, но я не уверен. Его не определить, не учуять, не узнать. Каждая паскудная женушка держит при себе такое зельице. Как по мне, так надёжней толчёный изумруд.
Эти тонкости и преимущества яда капитана не обрадовали.
– От большой порции затошнит тебя, станешь бледненьким, как поганка, – продолжал тараторить монах, – головушка закачается, сердечко запрыгает. Если тут же яд обратно не выйдет, помрёшь, погибнешь, умертвишься насовсем.
– А есть ли противоядие?
Травник решил помочь незваному гостю, раз сам командор об этом просил. К тому же он прекрасно понимал, какая опасность может ждать капитана и насколько коварными могут оказаться его враги.
– Есть! Найдётся! Имеется! – закивал монах. – Сиди и не трогай ничего! Неуклюжий! Корвино сходит, поищет.
Монах подскочил и ускакал на своих маленьких ножках в другую комнату. Оставшись один, капитан почувствовал себя неуютно среди всех этих диковин. У стен на полках пылились бутыли с подозрительным, даже пугающим, содержимым: маринованные лягушки, полосатые змеи, жабьи лапки в каком-то цветном порошке. В некоторых кубышках, зацепивших взгляд капитана, было заключено нечто, чему он так и не подобрал ни названия, ни значения. При тусклом свете казалось, будто эти причудливые твари вот-вот оживут. Окажись здесь в следующее мгновение большая рыба с лошадиной головой, Пьёвро вряд ли бы уже удивился. Местечко выглядело под стать логову монстра.
«Чудное царство», – моряк поёжился.
Спустя некоторое время, к радости капитана, вернулся травник и бережно вложил противоядие в руки Спрута.
– Если что, торопись! Не то лишь пять раз и успеешь короткую молитву прочитать и вскоре окочуришься.
Получив в подарок маленький кожаный мешочек с пробочкой, напоминавший карликовый бурдюк, гость поблагодарил Корвино за помощь и стремительно вышел.
«Какое странное ремесло? Но каков знаток! А по виду и не скажешь! – думал Пьёвро, покидая человечка с таким необычным пристрастием и так трепетно относящегося к каждой скляночке. – Как же нужно любить своё дело, чтобы запереть себя добровольно в этой преисподней?!»
Моряк попал в непонятный ему мир, в котором, впрочем, сам выглядел чудаком.
Глава 18
Вейлор передал для своей возлюбленной весточку о встрече и с нетерпением ждал воскресной мессы. Юноша пришёл заранее: любовь была его провожатым и союзником. Стоя перед собором Нотр-Дам, он ощущал его величие и красоту. Изящный, устремленный ввысь, к небесам, собор возвышался над городом и над всей Бургундией. Но эта мощь не подавляла, наоборот, давала силы, вдохновляла, будоражила воображение и вселяла чувство защищённости.
«Вся жизнь предков, нас самих, будущих детей тесно связана с этим местом: от начала земного пути до ухода в мир иной, – думал юноша, испытывая одновременно благоговение и восторг. – Человеческие ли руки создали всё это великолепие?!»
Пройдя через арочный портал церкви, Вейлор шагнул внутрь и перенёсся в волшебный мир, где замедлился бег времени. Мерцающий свет, умиротворённая тишина, прекрасные, словно ангельские, голоса, доносящиеся откуда-то сверху. Сюда не попадал яркий солнечный свет. Лучи, преломляясь в витражах, дробились и переливались.
Статуя Мадонны с младенцем кротко встречала каждого, кто пришёл к ней с открытым сердцем, вверяя ей свои горести и печали, надеясь и веря. Каким бы ни был мир снаружи, здесь душа успокаивалась, наполнялась светом, устремляясь от земного к небесному.
Люди постепенно заполняли собор, и эхо множило звуки.
Юноша, скорее, почувствовал, чем услышал, лёгкие шаги Алейны. На мгновение остановившись, она присела рядом. Вейлор, любуясь, с улыбкой долго смотрел на девушку. Потом стал негромко говорить ей о том, что долг позвал его в дорогу, что он вернётся ещё до Рождества, что будет совершать подвиги в её честь и она непременно об этом услышит.
– Как жаль, Алейна, что в дороге я не получу от вас посланий.
– Не терзайте себя грустными мыслями, – тихо отозвалась девушка, – разлука будет недолгой, я буду жить предвкушением долгожданной встречи. Каждый восход солнца я буду встречать с мыслями о вас и молить небеса, чтобы с тёплым ветерком они донесли вам мою нежность.
Вейлор, как бы невзначай, коснулся тонких пальцев возлюбленной.
– Вспоминайте обо мне, Алейна, и я явлюсь вам в ваших снах.
Девушка зарделась. Её сияющие глаза говорили о чувстве, казалось, свет идёт изнутри.
– Я свои сны поведаю цветам.
Они еще что-то негромко говорили друг другу, но слова уже ничего не значили, каждому просто хотелось слушать любимый голос.
Воскресная проповедь закончилась. Зашелестели одежды, отовсюду зазвучали голоса. Людской водоворот разъединил влюблённых и увлёк в разные стороны. Площадь перед собором быстро заполнилась народом, и Вейлор потерял Алейну из виду. Но их сердца, наполненные ожиданием счастья, окрылились.
Так некстати появился Дамиен. Тамплиер крутился у коновязи, восхищаясь вороным конём.
– Вижу, вы уже подружились? – слегка приревновав, подметил рыцарь.
– Ты же прекрасно знаешь, что я найду подход к любому. Будь то человек или зверь. Главное, подходить с нужной стороны, – юноша белозубо улыбнулся. – Такой дар Востока достоин восхищения!
Новый четвероногий друг храмовника в ответ радостно затряс головой.
– Вы только поглядите, какой славный арабский конь! Благородная посадка головы. Тонконогий скакун – быстрый скакун!
Восторгаясь, Дамиен, высоко подняв подбородок, поднёс к губам кончики пальцев и причмокнул.
– Его подарил мне отец! – ответил Вейлор с ноткой хвастовства в голосе.
– Как же зовут это прекрасное животное?
– Я назвал его Эклер.
– «Молния»? – удивился Дамиен и одобрительно закивал. – Превосходно!
Они ещё немного поговорили и вскочили в седла. Пора было собираться в дальний путь.
Глава 19
Капитан направился на встречу с Полем. Ги занялся приготовлениями, как велел наставник. Юноша где-то раздобыл белую котту и нашил на неё красный крест из телячьей шерсти. Он получился точь-в-точь, как у храмовников, с расширяющимися концами.
Рука для подобной работы была набита: ведь он с детства обучался морскому ремеслу. Команда, приютившая его, частенько сажала Ги за починку парусов, вооружая иглой и нитью. Сотни футов исправленного полотна прошли через эти трудолюбивые руки.
