– Разберёмся здесь и сейчас. Хватит бегать, – отважный морячок, разминая плечо, настаивал на поединке.
Шпион напал первым. Обоюдоострый клинок, сверкнув, разрезал воздух и едва не задел лицо Ги. Парень отскочил в сторону. Не медля, враг снова бросился в бой, сделав очередной выпад. На этот раз его смертоносное лезвие встретило металл на своём пути. Они бились в жарком бою. И с каждым ударом железо рассыпало в стороны горячие искры. Звон мечей всполошил округу.
– Дерёшься так, будто тебя обучал конюх, – тяжело дыша, съязвил Ги, отразив очередной удар. – Придётся тебя научить!
От такой наглости человек в сером капюшоне озверел и в порыве ярости подставился под удар. Ги, сделав резкий выпад, провёл две стремительные атаки и ударом о рукоять противника обезоружил его, повредив тому кисть. Толчком плеча морячок сбил раненого с ног.
Шпион проклял мальчишку за его удачный манёвр, прижимая окровавленное запястье к груди. В его голосе клокотала злость. Ги приблизился, сделав шаг вперёд. Носком сапога он отбросил в сторону клинок поверженного врага и произнёс:
– Сдавайся, безоружных не бью!
Человек, скрывавший лицо, завёл здоровую руку за спину и резким движением выхватил арбалет. Оружие было меньше, чем то, что носили городские стражи, но не менее опасным. Железный наконечник смотрел прямо на Ги. И юноша понял, что для него игра окончена.
– Арбалет – оружие трусов, – гордо подняв голову, заявил он. – Капитан отомстит за меня!
Глава 20
После затянувшихся сборов маленький отряд отправился наконец по северо-западной дороге в аббатство Фонтене. Андре перекрестил удаляющихся людей. Он долго смотрел всадникам вслед, пока они не скрылись за деревьями.
К вечеру добрались до места. Рыцари въехали на просторный двор и спешились перед круглой каменной башней с голубятней, стоящей рядом с псарней. Аббатство было полностью отгорожено от внешнего мира, миряне в монастырь не допускались. Единственным отдельно стоящим зданием была кузница, большой молот которой приводился в движение с помощью водяной мельницы. Два бегущих через монастырь ручья образовывали бассейн с проточной водой. Здесь же разводили рыбу.
Монахи-цистерцианцы тут же заперли за гостями высокие, крепкие ворота. Старый аббат стоял на ступенях монастыря. Рыцарей уже ждали.
– Легок был путь иль труден, дети мои, позвольте предложить вам отдых в нашей скромной обители. Почти два столетия, с тех пор, как благочестивый Бернард из Клерво заложил первый камень при строительстве нашей обители, Господь не оставляет нас своей милостью. Вот накануне брат Эбрард изготовил свой лучший сыр. Следуйте за мной. За лошадьми присмотрят как подобает.
Перекрестившись, рыцари благоговейно двинулись по галерее, чьи стены помнили святого Бернарда. Лишенное каких бы то ни было украшений как внутри, так и снаружи, здание собора выглядело очень сурово. Строгий аскет, каким всегда был основатель аббатства, запретил при строительстве использовать резные капители, витражи и даже настенную живопись. Исключение он сделал лишь для статуи Девы Марии и барельефа со Страстями Господними в алтаре. Вдоль галереи располагались трапезная, скрипторий, библиотека и так называемая разговорная комната – единственное место в монастыре, предназначенное для коротких разговоров. По уставу в других местах монах должен безмолвствовать.
Впереди выступал здоровяк Милош, предвкушавший хорошую трапезу. Будучи непритязательным к еде в походе, он всё же разбирался в хорошей кухне, как-никак – дворянин из Блатны. Сказать, что он любил поесть, – ничего не сказать. Это было не чревоугодие, а ритуал. Богемец четко разделял богоугодные дела: тренировки и быт, сон и дорогу, и ко всему относился очень ответственно. Но когда он садился перекусить (если, конечно, перепёлок и кроликов можно было назвать перекусом), обряд должен быть соблюдён до последней обглоданной косточки. В этот момент его волновало лишь, подходит ли сыр к вину и правильно ли приправили поросёнка. Остальное могло гореть семью огнями. Злые языки утверждали: хоть в трубы иерихонские гуди, а «Рыцарь Свиного Окорока» не сдвинется с места, только вытрется рукавом и важно изречёт для особо назойливых: «Блажен вкушающий дары Господни!».
Отряд приняли тепло и радушно, дав путникам отдохнуть и восстановить силы. К концу трапезы вернулся аббат в сопровождении двух братьев монастыря. Один из них был очень стар, другой, напротив, полон жизни. Мальчик заботливо усадил старого человека к столу и уселся сам. Его умные круглые глаза внимательно следили за всем происходящим. Настоятель наклонился к золотоволосому послушнику, что-то обсудил с ним, после чего обратился к рыцарям:
– По доброй традиции, двери нашего аббатства всегда открыты для достославных тамплиеров и их друзей. Мы с радостью принимаем вашу помощь. Я отпишу Великому Магистру слова благодарности.
Богемский рыцарь с достоинством ответил:
– Орден оправдает возложенное доверие.
– А теперь о важном. Вам предстоит сопроводить уважаемого брата Камилло из Аосты, – старик в ответ одобрительно кивнул, и аббат продолжил – вместе с послушником Августином.
Подросток, на вид лет двенадцати, был приставлен к старику в обучение, а также для сопровождения и всякого рода помощи.
– Лошади уже готовы в дорогу. Можно отправляться. Благослови вас Господь!
И аббат удалился.
Милош о чём-то пошептался с монахом, нёсшим послушание в трапезной. Когда все уже двинулись за ворота, подбежал запыхавшийся человек. В дорожную сумку чеха перекочевали головка сыра, пирог и вяленое мясо. Богемец посмотрел на удивлённых спутников, пожал плечами и, оправдываясь, заявил:
– Всем известно, что, хоть к западу, хоть к югу от Бургундии, всех кухарей можно выпороть и выгнать в шею.
Запирая ворота, монах улыбался: будет что поведать братьям в обители.
Притаившийся за деревьями человек ждал долго. Наконец он увидел рыцарей, покидающих аббатство. Внимательно разглядев каждого, дабы запомнить, он тихо отступил в чащу и скрылся.
В дороге у каждого было своё занятие. Милош с рыцарями обеспечивали боевой порядок и охрану и делали это основательно. Дамиен совмещал обязанности казначея и субмаршала, решавшего текущие нужды, а также выполнял разные поручения.
Не обременённый заботами Вейлор читал, но путь со страницы на страницу давался ему труднее, чем весь их конный переход. Роман, который он пытался осилить, повествовал о Персивале. О наивном юноше, столкнувшемся с роковыми испытаниями, совершившем немало подвигов во имя Чести и Доблести, став истинным Рыцарем при Дворе благородного короля. Иногда, воодушевившись, юноша представлял себя тоже странствующим рыцарем, слагал стихи, посвящая их своей возлюбленной Алейне.
Всё свободное время друзья, Дамиен и Вейлор, дурачились, вспоминали детство и подшучивали друг над другом. Ехавшие в телеге старик и мальчик всю дорогу перешёптывались. Августин, словно школяр, пересказывал заученное, а наставник, кутаясь в тёплую накидку, утвердительно кивал головой, изредка поправляя его. Со стороны это была вполне привычная картина: рыцари Ордена Храма сопровождают важную персону с внуком.
