Вперёд вышел высокий светловолосый мальчик и уверенно сказал:
– Они проскакали прямо по дороге в Тулузу. Я сам слышал, как они об этом говорили.
Человек пришпорил коня и поскакал в указанном направлении, больше не взглянув на детей. Но игра уже распалась, и все стали расходиться. Мальчик подобрал монетку, сбегал к развилке дороги и купил у торговки свежую хрустящую лепёшку. Разломив её, дал половинку младшему братишке. Они шли по дороге, ели хлеб, вдыхали его аромат, чувствуя себя безмятежно и радостно.
Вдруг малыш остановился и, глядя старшему брату в глаза, сказал:
– Флорентик, матушка говорит, что врать нехорошо, этим мы боженьку обижаем. Зачем ты сказал так? Ведь рыцари свернули на другую дорогу.
– А я и не врал. Утром большой отряд туда ускакал, пусть его и догоняет. Отец учит: на добро надо отвечать добром! Ты не помнишь, но, когда неурожай был, братья Ордена Храма всех голодных до весны подкармливали. Бывало, набьётся в притвор церкви голодного люду, что гвоздей в подковы, а им после хлебушка подадут. А этот? По глазам видно, что он явно замыслил плохое. Понимать надо! Жуй лепёшку.
Но малыш не унимался:
– А как вернётся этот лохматый дядька сердитым и ухи нам надерёт?
– У отца руки вон какие сильные, как клещи! Он кому хочешь сам уши открутит.
Старший брат ясно представил себе эту картину и рассмеялся:
– Не страшись, Лео, завтра уже домой возвращаемся. А здорово мы с тобой показали этим лионцам, кто хозяин горы!
От гордости малыш радостно запрыгал вдоль дороги. Флорентик ухватил братишку за руку и увёл через длинную крытую галерею на соседнюю улицу.
На всякий случай.
Тем временем Дамиен с Вейлором догнали братьев Ордена Храма. Отряд пересек бирюзовые воды Роны. Оставшийся позади город уменьшился до узенькой полоски. Дальше путь их лежал в Альпы.
Глава 22
– Ох! – Тишину разорвал возглас, отозвавшийся гулким эхом.
Ги широко распахнул глаза, отказываясь верить в то, что всё это происходит с ним по-настоящему. Стрела попала в грудь, решив отнять молодую жизнь.
– Твой капитан – следующий, – надменно бросил шпион раненому парню. И тут же исчез в тёмном переулке.
Ги захлестнула паника, ноги не слушались, темнело в глазах. Опираясь на стену, он медленно опустился на холодную мощёную булыжником мостовую. Юноша отчаянно пытался удержать кровь, но она предательски вытекала из раны. Его дрожащие руки мгновенно побагровели. Он постепенно терял силы, тьма наступала. Безмолвные трущобы сливались в единую серую тень. Свет сочился лишь со стороны прохода, ведущего к домам, где ещё не затихла ночная жизнь. Люди были так близко, а он лежал здесь и умирал. В глазах мутнело…
Вдруг на фоне неяркого света возник силуэт. Он стремительно приближался, тяжелые шаги становились громче. Это был Спрут.
Бросившись к другу, он упал на колени, тормошил юношу, звал его по имени.
Ослабевший Ги пришёл в себя.
– Пьёвро, мне так страшно, – с надрывом пробормотал Ги.
– Береги силы, малыш. Я о тебе позабочусь.
– Меня трясет, и больно в груди, – он еле коснулся окровавленного древка.
– Упрямый дурак. Я же предупреждал тебя. Проклятье! – мужчина корил себя. – Это моя вина!
– Я одолел его, слышишь. Я выбил его меч и рассёк кисть, – Ги плакал, заикаясь, – но он дрался нечестно!.. Он… Господи!.. Это нечестно!
Капитан аккуратно убрал с лица парня непослушные белёсые волосы. Ги слабо сжал руку Спрута.
– Я чувствую, как старуха идёт за мной, не отдавай меня ей!
– Мы найдём лекаря, обещаю! Не бойся!
Пьёвро поднял юношу и, взяв его на руки, бросился бежать. Совсем рядом была помощь. Приют госпитальеров находился недалеко, у старой часовни. Спрут пустился напрямик. Мальчишка уже молчал. Капитан что-то кричал ему, но в ушах Ги стоял гул, он ничего не слышал.
Пьёвро ещё продолжал бежать, когда тонкие мертвенно-бледные пальцы, вцепившиеся в его плечо, разжались…
Братья иоанниты всполошились, услышав шум по ту сторону ворот, кто-то за стенами звал на помощь. Монахи торопливо отворили дверь.
У порога на коленях застыл человек, державший на руках безжизненное тело. Оранжевое свечение факелов пролилось на тёмный силуэт, высветив безвольно повисшую руку и неестественно запрокинутую назад голову юноши.
Монахи скорбно молчали, стоя перед капитаном.
На заре командор Теобальдо встретился с Пьёвро. Во дворе у конюшен братья Ордена готовили лошадей. Спрут собирался в спешке. Злая ночь была длинной, казалось, утро её так и не сменит. Наконец темень рассеялась, но кошмар – нет. Всё это время он провёл на воздухе, не смыкая глаз, попросив лишь об уединении.
Не зная, как начать разговор, Тео молча передал Пьёвро одежду, о чем тот просил. Госпитальер понимал состояние капитана, чувствовал его боль. Любые слова ранили или были бы лишними. Невзирая на открытые раны друга, он начал о главном:
– Кто тебя надоумил влезать в неприятности? Ты делаешь это не по своей воле. «Риск без нужды» – это не о капитане Пьёвро, я слишком хорошо тебя знаю.
Спрут повернулся, чтобы ответить:
– Тео, ты помнишь наш уговор о вопросах?
Он продолжил закреплять седло. По выражению лица и холодному непроницаемому взгляду капитана Теобальдо понял его намерения: он не отступит. Возможно, оправдываясь или убеждая себя в очередной раз, Пьёвро продолжил:
– Я подвергаю опасности всё моё окружение. Я уезжаю. Тело Ги забираю с собой. Его похоронят там, где его дом.
Поведение Спрута возмущало добросердечного итальянца до самой глубины души:
– Опять уходишь от ответа?
Пьёвро продолжил сборы, словно не расслышав вопроса или специально пропустив слова Тео мимо ушей.
– Здесь меня легко достать, – сказал он, – я залягу на дно. На своей земле легче биться, там у меня везде глаза и уши. Ничто не станет для меня неожиданностью. Здесь я – непрошеный чужак.
Спрут задумался на мгновение, затем помотал головой, словно отбросил какие-то мысли, сочтя их нелепостью, и взобрался в седло. Тео схватился за уздечку и придержал его коня.
– Горе ослепило тебя, рвёшься в пекло! Прошу, хотя бы остынь, если уж не сможешь отступить.
– Нечего за меня бояться, – ответил Спрут, – я уже всё потерял.
Тео не успокаивался, пытаясь образумить отчаявшегося.
– Сегодня мальчишка, а завтра ты на его месте. Не смей так со мной! – гневался командор.
Спрут чувствовал переживания друга. С какой тоской тот смотрел на него! Но капитан не позволил себе лишних сантиментов…
