– Что случилось в Фонтане? – расспрашивал капитан. – Я получил твоё послание. Не думал, что ты умеешь писать!
– Я и не умею, – виновато ответил великан, – мне помог добрый человек.
– Боюсь представить, что ты сделал, чтобы он согласился.
– Не пришлось упрашивать, – при воспоминании об этом глаза его блеснули.
– Что было дальше?
– В монастырь прибыли всадники.
– Тамплиеры? – перебил Спрут.
– Да. Их белые одежды я приметил издалека. Старика с помощником вывезли из аббатства в тот же день. Их сопровождали четыре храмовника и молодой рыцарь. Я ждал.
– С чего ты взял, что это был рыцарь? Как выглядел тот, кто был с храмовниками?
– Задирал нос, носил герб, всю дорогу бахвалился. Точно – рыцарь! – уверенно ответил фламандец.
Он ткнул пальцем в Камилло.
– Я шёл за ним до Лиона, но потерял след по дороге.
Тут припомнился светловолосый мальчишка, что провёл его на лионском перекрестке. Здоровяк взъерошил рукой свои волосы: «Ну, попадись мне только, маленький плут!»
– Позже я захватил старика, – смущенно добавил он.
Спрут, заинтересовавшись деталями истории, уточнил:
– Ты сказал, что рыцарь имел герб? Какого Дома?
Тот в ответ пожал плечами.
– Я держался на расстоянии и не слышал никаких имён. Он нёс на себе «Полуденное солнце».
Капитан озадачился и ненадолго задумался: «Интересные союзники».
Наконец в помещении стало заметно теплее. Фламандец, стоя поодаль, допивал похлёбку прямо из котелка.
– Я слышал о твоём горе, – посочувствовал он, – госпитальер сказал, что твой друг был хорошим человеком.
Пьёвро ничего не ответил, лишь опустил глаза и тяжело вздохнул.
– Почему ты просто не исчез? – сменил он тему разговора.
– У нас говорят: «Большая плата – добрая работа». Ты заплатил вперёд, сохраняя мне жизнь, я исполняю работу.
– Занятный ты человек! – Пьёвро изобразил что-то вроде улыбки.
Спрут был рад появлению союзника. Запоздалая весть лучше никакой. Последние события лишили капитана твёрдой почвы под ногами. Свежие известия вселили надежду в то, что погода переменится, и парус снова наполнится ветром.
– Отдохни пока. Послушаем, что расскажет монах.
Старик поел и немного согрелся. Пьёвро зажег больше свечей и, протянув скрученные листы, обратился к старому человеку:
– Брат Камилло, давай договоримся. Ты всё расскажешь, и я тебя отпущу. Моё слово верное.
Штормовой ветер, завывая, набрасывался на жильё. Доски жалобно потрескивали. Длинная каминная труба вторила им в низких регистрах.
Лишь мельком взглянув в бумаги, старик сразу всё понял.
«Как этот человек узнал обо мне? Братья из монастыря не могли никому рассказать, – с тревогой думал он. – Какой у него хитро сложенный ум и большой интерес! Он ещё не понимает, что именно нашёл. Не видит всего рисунка, но очень близок к этому».
Камилло внимательно посмотрел в глаза Спрута и встретил такой же изучающий взгляд. Встал и отошёл в угол. Маленький и тщедушный стоял он в бедном своём одеянии. Молился, держа обеими руками потёртый деревянный крест, висевший у него на шее.
Спрут ждал, понимая, что бежать отсюда некуда. Но монах и не думал бежать или защищаться. Закончив молитву, Камилло развернулся к нему и спокойно произнёс евангельскую фразу:
– «Иное упало в терние, и терние выросло и заглушило семя, и оно не дало плода».
Никто не ожидал того, что последовало за этим. Старик резко взмахнул правой рукой вверх, разъединив деревянный крест на две части: лезвие и ножны. Бросившиеся вперёд мужчины опоздали всего на мгновение. Сверкнувший в руке тонкий клинок вошёл в самое сердце. Это был быстрый конец.
Долгое безмолвие нарушил великан:
– Надо же! В таком слабом тельце билось сердце льва! Немногие способны на такое.
«Мне уже доводилось слышать о тех, кого сравнивают со львами. Любопытное совпадение», – пронеслось в голове капитана.
Спрут повернулся и сказал:
– Ты выполнил свою часть уговора. Я выполняю свою: теперь ты свободен. Но напоследок всё же прошу похоронить его… достойно. Хотя он, защищаясь, и сделал грешный выбор, Господь Сам там рассудит. Страшнее смерти только бесславный конец. И пусть укажут имя, чтобы в Аосте не забывали о своих храбрецах. Говорят, в своём деле Камилло был король.
И Пьёвро щедро сыпанул королевское серебро на стол. Великан бережно поднял своими ручищами тело старика и ушёл в ночь.
Ниточка оборвалась…
Шторм не утихал. Оставшись один, Спрут погасил свечи и сел ближе к камину. Пляшущие языки пламени успокаивали, облегчая размышления: «Я
не углядел отвагу в его спокойствии, спутал её с другим чувством. А этот монах уже всё решил. Либо он был очень смел, раз такая смерть его не страшила. Либо то, что могло произойти, пугало ещё сильнее. Он ошибся лишь в одном. Теперь я твёрдо уверен, что нахожусь на правильном пути. Всё это важно для Ордена Храма, осталось узнать, насколько».
Никак не удавалось ухватить кончик нужной нити. Долгие раздумья капитана не привели ни к чему дельному. Ощущение, что нечто ценное всегда ускользает от него, не покидало.
Как-то, сидя на тюках, он сверял с картой названия, промелькнувшие в сообщениях. Задавая себе очередной вопрос, он укладывал горкой морскую гальку. Обычно так легче думалось.
«Начнём сначала… Словно целый город… Рыцари… Охрана дорог и грузов… Казначеи… Безопасный путь чужих и своих денег… Слуги… Связи во всех королевствах…»
Ничего дельного не приходило на ум. Небрежный взмах руки разрушил маленькую пирамидку. Камешки и ракушки раскатились по карте.
Скорбь выскребла из его сердца то последнее, что могло склонить его душу к состраданию. Утрата Ги опустошила Спрута, хладнокровным пиратом вычистила все трюмы души до голых досок. Всё, что у него осталось, это кинжал. Ги очень дорожил им и хвастал при любом удобном случае, как ему досталось это сокровище. Не всякий опытный моряк решится многократно нырять в холодную воду за тонущим человеком. Спасённый при кораблекрушении мужчина в благодарность вручил мальчишке острый нож, с виду простой, но с мастерски вырезанной из кости рукояткой. Такая тонкая, искусная работа была редкостью в этих краях.
Пьёвро с тоской вглядывался в море, искал ответ, обращаясь к тому, что всегда давало пропитание, смысл и твердую опору.
Ветер трепал парус, свисавший тряпкой на причалившей к берегу лодке. Волны бились о пирс, проверяя крепость дубовых брёвен.