Когда мы подъехали к центру города, в вагоне началось обычное столпотворение, а я почти заснул, облокотившись на боковую стенку, как, вдруг, услышал истошный вопль.
–Как не стыдно! Сидит такая молодая, когда перед ней ребенок!
Я открыл глаза, обернулся и увидел, что собой представляет кричащая особа. Потом я заметил, что меня сверлят взглядами две старушки, сидящие рядом со мной и несколько пассажиров, стоящих напротив. Так это вы на меня кричите? Тут я заметил, наконец, женщину с ребенком лет семи и вскочил с места, позабыв про спазм. Спазм тут же вернулся. Меня прошиб пот, и я только и смог что пролезть сквозь толпу поближе к дверям, чтобы выйти на следующей остановке. Сидения, напротив, занимали молодые парни, такой же комплекции, как был я когда-то. Может быть, женщина, поднявшая меня, и была права в отношении того, что ребенку бы присесть, но зачем же так грубо по отношению ко мне, зачем же мне добавили переживаний ещё косые взгляды других пассажиров? Почему же именно я? Я же выгляжу хрупко и невинно, так как и предписано рекламой и стереотипами быть женщине! Почему не попросили подняться кого-нибудь покрупнее и с сидения под надписью: «Для пассажиров с детьми». Почему эта дама не помнит, как ее в юности скручивали спазмы? Почему людям необходимо друг на друга срываться, причем на тех, кого они считают самыми беззащитными, чтобы снять напряжение? Почему продолжая воспевать девичью слабость, в этом же обществе требуют умения самозащищаться? Я молчу, хотя мне сейчас, ой как не просто. Неандертальцы! Даже не заступился никто… В то же время меня продолжали сверлить глазами все свидетели происходящего. Сегодня, дамы и господа, я расплачиваюсь за грехи всех проезжающих в этом вагоне. Да. Наверное, потом ко мне придет обещанное очищение души и тела. Тут же поймав себя на светлой мысли, я уловил скользкий взгляд сидящего сбоку от меня парня. Это как почувствовать шлепок по мягкому месту после оскорбления. Я должен был приструнить его, показать ему кулак, дать пощечину, но внутри все снова загудело. Я почувствовал себя облитым грязью с ног до головы, мне захотелось накрыться плотным покрывалом и не вылезать оттуда пока я не смогу сам за себя постоять… Сколько лет, мы люди, существуем, а ученые не придумали ничего действенного… ах, да ученые же долгое время были мужчины. И я не знаю примеров, чтобы девочке в раннем детстве говорили, что она вырастит умной и сделает много открытий… «Ты вырастишь красавицей», – говорили моей двоюродной сестре, в то время, когда меня учили учиться. Ох… Снова спазм!
–Бабоньки! Как же нам раньше-то везло, – заныл я во время обеденного перерыва на следующий день (я сидел окруженный женщин-коллег и чувствовал себя разбито), – Сиди себе дома, ходи на балы…
–Чего ж ты замуж не выйдешь и домохозяйкой не устроишься? – спросила меня самая старшая из коллег, как и все считавшая меня женщиной, – Наверное, есть интерес к этой работе?
–Да кто ж меня такую замуж возьмет!? – ответил я, продолжая представлять себя в том виде, в котором был когда-то, и они радостно заулыбались.
–Поуверенней надо быть. И тебя полюбят.
–И кто же это будет? – мне, вдруг, показалось, что раз я принялся играть в эту игру, то следуют вникнуть в правила игры и задуматься о правдоподобных мелочах, – Мне лишь бы кто не нужен, – добавил я с достоинством.
–А какой тебе нужен? Давай-ка нарисуй нам своего принца! – произнесла одна из женщин с издевкой, тут же превратив меня в своем воображении в придиру – привереду. А я, что не могу выбирать? Я что недоразвитая какая-нибудь? Даже зверюшки и те выбирают себе самца, по окрасу, по заслугам… но мы-то люди, мы, как я говорил, склонны рассуждать.
Чтобы совсем не забыться, я начал описывать им мой психологический идеал женщины: добрая, понимающая, нежная… На удивление они приняли его радушно, а некоторые даже сказали, что тоже о таком мечтают. Получается, что разрекламированная «крутизна» для мужчин нравится больше мужчинам, чем женщинам.
–Ты хочешь, чтобы все было в твоих руках, все под контролем, – произнесла самая молодая из нас (я уже причисляю себя к женщинам?), моя ровесница.
–Конечно. А кто не хочет?
–Но ведь интереснее, когда, другие поступают неожиданно.
–Это пугает, – ответил я.
–Но ведь личности вокруг! Со своими решениями, идеями. Это весело. Зачем все только по твоему умыслу?
Мы проговорили до самого конца перерыва. Ее аргументы клали наповал, хотя я чувствовал, что смог бы с ней поспорить, появись у меня больше времени на размышления. Я начинаю кое-что соображать: если все вокруг, вдруг, станут такими же сообразительными, как я, то я превращусь в посредственность. Пока ещё незримый лифт поднимает меня на этаж выше, но, если этаж с толпой догонит уровень моего лифта… Ощущать на себе блеклость заурядности намного хуже, чем легкую и приятную печаль отчужденного. Получается, что я слишком высокого о себе мнения был и есть… до этого момента. Буду становиться лучше.
Человека приведшую меня к этим выводам зовут Аня. Я перекидывался с ней как-то парой фраз, когда был мужчиной, даже пытался флиртовать, но так чтобы говорить с ней на равных… я имею в виду, как с парнем… не как к привлекательному объекту, затуманившему разум… забыв о том, что я парень… а, ладно! А интересно было пообщаться с Аней подольше. Интересный человек… Вот ведь, я даже не могу сказать «интересная девушка», ведь, тогда мои слова рискуют образ достоинств, принятых в нашем обществе, а не человека в целом… Я очень надеюсь, что она не такая, как все. Что все не такие, если начать вести с ними рациональную беседу. Надо будет добавить её в друзья, и быть ей другом, а там уж… Может быть, если я снова стану мужчиной, мы могли быть парой. Я испугался. Быть женщиной мне неудобно, но неплохо… Отчего неудобно? Может просто не привык? Нет, скорее это просто раздражение от того, что всё тут в мире слишком удобно для мужчин. Признал бы я это, будь на своем мужском месте? Вряд ли. Признал бы, если бы был женщиной с самого начала? С трудом.
Когда и этот день закончился, я понял, что устал ровно так же, как если бы был самим собой, т. е. мне опять был не важен мой пол. Теперь я мечтал лишь о том, чтобы отдохнуть, просто потому что устал как человек. Отчего ребенком я мечтал стать взрослым? Это ведь, всего лишь время.
Я находился на детской площадке гигантских размеров. Нет. Я стал ребенком, и площадка начала мне казаться значительно больше, чем была с утра. Сколько мне лет? Я смотрю на свою руку и загибаю пальцы. Вот сколько! Четыре.
Как просто и понятно быть ребенком. Забывчивость накатывает на меня, и я ощущаю себя счастливым человеком.
А как я платил по счетам, когда был взрослым? Мамочка, там столько цифр! А ужины, а обеды кто мне готовит? Я сам? Хочу к маме… О, ребята кого-то поймали! Побегу посмотрю, может они мне разрешат поиграть с ними!
Присоединившись к компании шумных ребятишек, я начал беззаботно скакать по детской площадке, бережно заготовленной специально для нас муниципалитетом района. Я прочитал по слогам надпись с именем депутата на чугунной табличке, прикованной к пластмассовый горке, и понял, что ничего не понимаю, что слова расплываются, что теряется полноценное значение слова, и остаются лишь буквы и смешные звуки. Меня кто-то толкнул и, подгоняемый веселым криком, я погнал за ним. Я радовался, забыв обо всем на свете, пока не понял, что в компанию меня не приняли, что скачу я сам по себе, как сумасшедший в очередном припадке. Покрывшись капельками стыда, я оглянулся узнать, сколько взрослых человек смотрят на меня с готовностью позвать моих родителей, чтобы попросить их забрать невменяемого малыша подальше от остальных. Но увидел я лишь умиление беспечной юности четырехлетнего ребенка в уставших глазах матерей и бабушек, сидящих на скамейках напротив. Почему даже сквозь бесплодно проведённые годы мы смотрим на самих себя в прошлом, как на куда более глупых и наивных существ, чем мы есть сегодня? Почему услышав разумную фразу от маленького ребенка, мы воспринимаем его, чуть ли ни гением в то время, как непоседливые дети просто не склонны регулярно подводить итоги и выдавать выводы… насколько я помню полушария «нового мозга» развиваются после трех-четырех лет.
