Впрочем, один – то ли сон, то ли морок – был окрашен совсем в другие оттенки. Сначала я услышала заливистое пение каких-то птиц. А потом вдруг…
– Ну, наконец-то! – произнесли негромко рядом со мной.
– Весна… – сказала я и открыла глаза.
На меня смотрели ярко-синие очи, невозможные в своём сиянии. Я видела только их, весь остальной облик тонул в туманной призрачности.
– Мой синеглазый ангел, – прошептала я.
– Теперь всё будет хорошо! – уверили меня.
– А было очень плохо… – вспомнила я.
– Я знаю. Больше так не будет!
– Обещаешь?
Ответом мне послужил жар, вдруг вспыхнувший на моём лбу – ладонь его оказалась горяча и тяжела. Так тяжела, что поневоле захотелось прикрыть веки, и я не стала противиться этому желанию. В сон погрузилась я прежде, чем успела что-нибудь понять.
Возвращение в реальность застало меня врасплох. Вместо сияющей синевы, о которой ещё где-то в глубине заблудшей души плавали смутные воспоминания, меня ждал блеск холодно-серых глаз. Лицо человека, оказавшегося рядом со мной в момент пробуждения, завораживало своей красотой, но отталкивало какой-то неясной, вызывающей тревогу, неумолимостью.
– Как вы себя чувствуете?
Голос незнакомца оказался тусклым, ничем не примечательным, лишённым какой-либо окраски.
– Хорошо, – подумав, ответила я. – Только голова…
– Болит? – подался вперёд мужчина.
– Не то чтобы… Не знаю… Не пойму… А вы… кто?
– Я? – сделал паузу он. – Доктор.
– Доктор… – повторила я. – Я заболела?
– А… вы разве не помните, что с вами случилось? – в его глазах зажёгся нетерпеливый интерес.
– Со мной?
Мыслительный процесс мне сегодня давался с трудом. А не сегодня? Как обычно у меня это происходит? Я прислушалась к себе. Почему-то ни одной толковой мысли о том, кто я такая, в голову не приходило. Мой взгляд скользнул вверх: надо мной высился штатив капельницы, от которой отходил тонкий и полупрозрачный шнур к моей правой руке.
– Как меня зовут?
– Это шутка? – его брови поползли вверх.
– Боюсь, что нет, – помотала я головой. – Я не помню своего имени. А также затрудняюсь ответить, сколько мне лет… Где я живу… Нет, ничего не помню…
Произнося всё это, я лихорадочно пыталась окинуть взглядом всю свою жизнь, нащупать узелки, которые привели бы меня к разгадке. Их не было. В моём уме плавала лишь темнота – беспросветная, тягучая, захватившая своими щупальцами всё внутреннее пространство. От напряжения волной прошлась боль – от затылка ко лбу и обратно. Я схватилась левой рукой за голову. Мои пальцы встретились с колючим «ёжиком» волос.
– Это… это что? – с испугом спросила я, перебегая пальцами от макушки ко лбу, ощупывая нос, щёки, какие-то бугры на подбородке.
– Вас постригли, это было необходимо перед… операцией.
– Перед какой операцией?
– На… головном мозге. Этого вы тоже не помните?
– Н-нет…
– Давайте я вам немного помогу… – Он говорил, внимательно наблюдая за моей реакцией. – Некоторое время назад вы попали в автомобильную аварию…
– Переходила дорогу на красный свет?
– Нет, вы были в машине.
– За рулём?! – почему-то растерялась я.
– Нет-нет, – покачал головой врач. – За рулём находился ваш личный шофёр. Он, к сожалению, погиб. А вас собирали по кусочкам.
– Боже мой… – прошептала я. – А можно мне, пожалуйста, зеркало? У вас есть зеркало?
– Конечно!
Он поднялся, а я в это время впервые огляделась по сторонам. Комната, в которой я находилась, подавляла своими размерами и роскошью. Резная старинная мебель, расписные обои на стенах, множество картин в шикарных рамах, невероятной красоты ковёр на полу… Больше похоже на музей, чем на обитаемое жильё. Испуганная девушка с иголкой в вене, съёжившаяся на краю огромной кровати, здесь смотрелась совсем не уместно.
В протянутом мне овальном зеркале я, вскрикнув от изумления, увидела чужое лицо. Умом-то я понимала, что оно принадлежит мне, но узнать его не смогла. Высокий лоб, тонко очерченные полукружия бровей; вытянутые, слегка припухлые со всех сторон глаза шоколадного оттенка, изящный нос, полные губы, твёрдый маленький подбородок, иссиня-чёрный оттенок волос – я рассматривала своё лицо как постороннее, оценивая и невольно восхищаясь его прелестью. Да, я себя не узнавала, но увиденное мне очень нравилось. Если бы не покраснения и шрамы, которые явно не украшали светлую кожу, лицо, глядящее на меня из зазеркалья, можно было бы назвать прекрасным.
– Шрамы скоро сойдут, синяки рассосутся, это следствие операции, – осторожно сказал врач. Он наблюдал за моей реакцией с удвоенным вниманием.
– Почему я не в больнице и чей это дом? – я заставила себя оторваться от зеркала.
– Ваш отец решил, что выздоравливать лучше в домашней обстановке, и мне кажется, он оказался прав. Родные стены дают силу.
– Мой отец? – переспросила я, нахмуриваясь.
Я с тревожной надеждой заглянула в себя, но ни одного образа, связанного с этим словом, не увидела. Отец, боже мой… Я его не помню!!
– Он будет счастлив, что вы пришли в себя, Ангелина, а по поводу памяти не волнуйтесь – всё образуется. Так бывает. Пройдёт какое-то время, и воспоминания вновь овладеют вашим умом и чувствами!
– Вы назвали меня Ангелиной? – Я помолчала, пробуя на вкус это имя. – Ангелина. Это ужасно!
– Ммм… – промычал доктор. – Вам никогда не нравилось своё имя, дорогая моя, и в вашей реакции я вижу надежду на скорейшее выздоровление!
– А кроме отца… – я глубоко вздохнула, – у меня есть ещё родственники?
– Два родных брата, племянница, тётушка – папина сестра…
– Ах, боже мой, я никого не помню! – я прикрыла на мгновение глаза. Когда же мой взор вновь обратился к лицу собеседника, во мне созрел ещё один вопрос, задать который мне удалось с трудом. – Скажите, доктор, а я… я не замужем?
– Ну… – он замялся.
– Не пугайте меня!
– До замужества дело пока не дошло, но… – лицо мужчины приняло задумчивое выражение.
– Я с кем-то встречаюсь?
– Знаете что… – он резво подскочил. – Я лучше позову вашего отца. Такие вопросы обсуждать я не имею права.
– Подождите! – испуганно вскричала я, страшась новой встречи. – А вы… а он… а в каком городе мы находимся?
– В городе? – врач склонил голову набок. Мне почему-то показалось, что он сейчас солжёт. – Город Арбузов. Говорит вам это название о чём-нибудь?
– Люблю арбузы! – вырвалось у меня. – С косточками!
