Я постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, произнес:
– Не бойтесь меня. Это я, брат Амброзий.
Мне показалось, что, неожиданно услышав мой голос, лицо Бенедикты на мгновение озарилось светом радости… Но, может быть, я ошибся, и то было просто удивление (да уберегут меня Святые Ангелы от греха гордыни). Она подошла к окну и распахнула его.
– Бенедикта, – произнес я, ответив на ее приветствие, – я пришел предупредить тебя, что сюда идут… мерзкие, пьяные… С ними Рохус, он сказал, что хочет танцевать с тобой. Внизу праздник, ты знаешь. Я успел раньше, чем они, я хочу помочь тебе… Беги, Бенедикта!..
При имени Рохуса, я увидел, как зарделись ее щеки и лицо залило румянцем. Увы, вероятно, права была моя ревнивая спутница – ни одна женщина не может устоять перед ним, даже она, Бенедикта, чистое и набожное дитя. Когда ее отец уразумел смысл моих слов, он встал и развел свои руки в стороны, будто хотел защитить ее. Велика была сила его духа, но бессильно, как знал я, больное тело.
– Разреши мне увести ее, – сказал я ему. – Парни пьяны и не соображают, что делают. Твое заступничество может разозлить их, и тогда достанется и ей, и тебе. Ох!.. Смотрите! Видите огни? Это их факелы… Слышите? Это их голоса! Умоляю, Бенедикта, торопись, торопись!
Отец ее зарыдал. Она бросилась к нему и стала его успокаивать. Затем метнулась из комнаты и, осыпав руки мои поцелуями, побежала вниз к лесу, чем я был немало удивлен. Вскоре она исчезла из виду. Я ждал, что она вот-вот вернется, но минуло несколько минут – она не появилась. Я вошел в хижину. Мне казалось, я должен защитить отца ее от пьяной компании, которая с минуты на минуту будет здесь.
Но они не пришли. В смятении я размышлял и ждал. И через какое-то непродолжительное время до нас донеслись радостные крики и возгласы, они заставили меня содрогнуться и воззвать к милости Святой Девы. Но вскоре звуки растаяли вдали, и я понял, что они повернули обратно – туда, где продолжался праздник. Несчастный больной старик и я возблагодарили Бога за чудесное избавление. Затем, попрощавшись с ним, я вновь ступил на тропу, которой пришел сюда.
Когда я наконец добрался до поляны, до меня долетели звуки радости и веселья, и мне показалось, что они стали громче, чем прежде. Я подошел ближе и сквозь листву деревьев увидел поляну, залитую светом костра, вокруг которого танцевали юноши и девушки, они были без головных уборов, и волосы свободно струились по их плечам, одежда в беспорядке, а движения неистовы. Они бесновались у костра, и его свет отбрасывал на их лица красные и черные тени… Жутким представилось мне это зрелище, словно не люди то были, но демоны преисподней собрались на свой зловещий шабаш. И… О Боже! Среди этого безумства, в самом его центре, казалось, далекие от всего происходящего, танцевали Рохус и Бенедикта!
XIV
О Матерь Божья! Что может быть горше зрелища падшего ангела? Я увидел и понял, что Бенедикта, расставшись со мной и отцом своим, сама бросилась в объятия того, от кого я пытался ее спасти!
– Эта отвратная девка сама сиганула в руки Рохуса! – прошипел кто-то совсем рядом со мной.
Оглянувшись, я узнал ту самую высокую кареглазую девушку, что была моим проводником. Лицо ее исказилось ненавистью.
– Как я жалею, что не убила ее. Ничтожный, глупый монах, как же ты допустил, что так случилось?
Я оттолкнул ее в сторону и побежал к танцующим, совершенно не соображая, что делаю.
Да и что я мог сделать?
Но не успел я приблизиться, пьяная компания – может быть, чтобы помешать мне, а может быть, и не замечая меня – взялась за руки и образовала хоровод – живой круг вокруг Рохуса и Бенедикты, – шумом и выкриками выражая восхищение ими.
Сказать по правде, вид танцующей пары радовал взгляд. Он, высокий, стройный, излучающий жизненную силу, являл собой образ легендарных древних греков, а Бенедикта воистину была феей из сказки.
Близился рассвет, на луг уже ложился туман, и ее трогательная фигурка покачивалась, словно плыла, окруженная магической дымкой, а одежда казалась сотканной из пурпурных и золотых нитей волшебной паутины. Ее глаза были скромно опущены долу, лицо светилось внутренним вдохновенным светом, и казалось, вся ее душа, без остатка, растворилась в танце.
Бедное, чистое дитя! Ее безграничная наивность заставляла рыдать меня, но я прощаю ее. Жизнь ее столь скудна и безрадостна! Что ж в том такого, что она так любит танцевать? Да благословят ее небеса! Но Рохус!.. Боже, помилуй и его!..
Пока я смотрел на них и думал о том, что я должен предпринять, моя ревнивая спутница – ее звали Амалия – стояла рядом со мной, изрыгая проклятия и богохульствуя. Все смотрели на танцующих, и когда восхищенные зрители зааплодировали, злоба, охватившая Амалию, словно выплеснулась наружу, и женщина, протянув руки вперед, рванулась к сопернице, стремясь задушить ее, но я преградил ей путь и предостерегающе крикнул:
– Бенедикта!
Она оглянулась на мой голос и легким наклоном головы подала знак, что слышит, но танец не прервала.
Амалия, остановленная мной на мгновение, уже не в состоянии далее сдерживать свою ярость, бросилась вперед с диким воплем… Но ей не суждено было достичь цели – пьяные друзья Рохуса помешали ей сделать это. Они глумились над ней, и она, все более теряя рассудок, пыталась добраться до своей жертвы. Парни отталкивали ее прочь, смеялись и издевались над ней. О святой Франциск! Когда я видел глаза Амалии, горящие ненавистью, ледяная дрожь охватывала мое тело. Господи, не оставь нас своей заботой! Я уверен, что она способна убить бедное дитя и возгордиться содеянным!
Уже давно я должен был вернуться в монастырь, но не мог уйти. Я думал о том, что может произойти, когда танцы закончатся.
Мне говорили, что обычно после праздника молодые люди провожают своих подружек домой, и я ужасался при мысли, что Рохус и Бенедикта останутся вдвоем. Ночью, в лесной глуши…
Вообразите мое удивление, когда вдруг Бенедикта, будто очнувшись, подняла голову и прервала танец. Она мягко взглянула на Рохуса и сказала своим ясным, свежим голосом, в котором мне почудился перезвон серебряных колокольчиков.
– Благодарю вас, господин, – произнесла она, – что вы выбрали для танца меня и сделали это так по-рыцарски…
Затем она повернулась к нему спиной и, скользнув между зрителями, в мгновение ока исчезла в темной громаде леса. Рохус поначалу, казалось, остолбенел от удивления, но вскоре осознал, что Бенедикта покинула его. Когда до его разумения дошло это, страшно стало смотреть на него – он взбесился как сумасшедший. И заорал: «Бенедикта!» Он звал ее и другими именами, в которых звучала его любовь, но без толку – она исчезла. Затем он было схватил факел и хотел отправиться за ней в лес, но друзья удержали его. Тут он увидел, что я здесь, и с проклятьями бросился ко мне. Я подумал, что, если у него хватит смелости, он сейчас ударит меня.
– Ну я тебе задам! – закричал он. – Ты еще ответишь за это! Ты – ничтожный монашек!
