— Да, малыш, твоя будущая госпожа уже заранее заботится о тебе. Садись поудобнее, и продолжим чтение…
Полтора часа! Полтора часа мне вслух читали бред… подробно расписанный бред о том, как я должен вести себя в присутствии женщин, и какие кары меня ждут, если я нарушу эти правила. На самом деле, все упиралось в три пункта: молчи, пока не спросили, не поднимай глаз, пока не приказали и, главное, в любой непонятной ситуации падай на колени и проси прощения. Все. Дальше не твоя забота. Ибо каждая кара имела в конце приписку: "…или может быть наказан так, как пожелает его госпожа".
Когым дыжей берме! Мой бедный мозг был полностью изнасилован. Зверским образом. Вначале я пытался запоминать, потом хотя бы слушать, затем делать вид, что слушаю…
— Повтори мне восемнадцатое правило, зайка.
Все, озуналып, пропал мой ужин…
Глава 21
Шади:
Наказание мне не понравилось… не понравилось, не понравилось, совсем не понравилось! Да что ж так не везет-то, езумдун?! Второй раз возможность покайфовать выпадает, и оба раза телки все портят. В первый раз Адилька совсем не в теме была и потом зудела постоянно, что больше меня спасать не будет, корзалып… Неприятно ей! Можно подумать, мне приятно от того, что меня опять надо спасать?! В восторге я, езумдун, слов нет! Лежал голым задом кверху, слушал, как в животе урчит от голода, и кайф ловил, эшекбардык. Но я даже согласен, чтобы она опять ругалась и брюзжала, только бы уже спасла отсюда поскорее! Потому что эта моя опекунша совершенно ничего в тематических играх не понимает.
Нет, начало было классическое!
— Ты был плохим мальчиком, поэтому мне придется тебя наказать, — опечаленно-ласково так, как будто искренне переживает, а у меня внутри сразу неуютно стало, прямо хоть на стенку кидайся с разбегу и прочь отсюда, хоть в бессознательное состояние, раз больше никуда не получается.
— Опускайся на колени, проси прощения, а потом раздевайся и ложись животом на стол, — она даже встала, чтобы стол от стенки опустить, плотный такой, надежный.
От ее голоса у меня мурашки по телу, и, главное, сам не понимаю почему, но тянет всю ее озвученную последовательность выполнять, корзалып!
Вот спрашивается, за что мне прощения просить? Что в бредятину эту вдумчиво не вникал? Так зачем она мне сдалась?
— Слушайте, а сколько вам за меня пообещали? Моя семья вам больше заплатит, у нас проблем с деньгами нет!
— Зайка, я тебе что сказала? На колени! — вроде ласково, но такой напор в голосе странный, что я, как под гипнозом… вот точно, самое верное сравнение, как загипнотизированный, только не взглядом, а именно голосом, привстал с кровати и на колени на пол шмякнулся, озуналып!
Главное, когда глазами гипнотизируют, можно не смотреть, а вот как не слушать?! Тем более когда разум, предатель, тоже на ее стороне — куда бежать — не знаем, для чего и кто украл — тоже не знаем, а ведь надо все выяснить. Все, даже кто заказчица, чтобы понимать: от красоты своей страдаю или из-за родословной и прав на наследство. Опять же Жанна… вейдже… Венга. Значит, все же из-за наследства. Хотят так же в мужья взять, как Саяна? Но как они меня потом предъявлять родне собираются? Я же сразу в голос орать начну, громко! Не заткнете, корзалып!
Иех, как бы мне отсюда с Камилем связаться?
Придурки мы с Адилькой. Надо было додуматься сбежать от Жанны и продолжить лететь на Венгу, езумдун?! И гулять по этой планете, как по своей собственной. Если они меня на убогой забытой базе старателей нашли, то уж прямо в их логове, естественно, сразу у ворот и встретили.
И ведь все предусмотрел, идиот, даже брак оформил, а сложить один плюс один и залечь на дно или привязать себя к Адильке канатом…
Тут мне кровь в голову хлынула так, что в ушах засвистело. Это я молодец, что канатом не привязался. Может, этим я Адильке жизнь спас, а то бы придушили ее нежно, чтобы я вдовцом стал, и…
Нет, что-то я запутался совсем. Старуха же как-то не сильно насчет легализации убивалась, значит, получается, им нужен именно я, то есть мое тело и моя морда, а не мое наследство.
— То, что тебе настолько стыдно, что ты даже покраснел, меня радует. А вот то, что ты до сих пор прощения не попросил — печалит. Давай, малыш, соберись и покажи мне, как ты раскаиваешься, что был невнимателен.
Эшекбардык, а что будет, если так и не попрошу? Ну, глупо же! Хотя лучше не злить ее еще больше, наверное?
Так что я решил быть хоть и плохим, но умным и послушным, поэтому прощения попросил даже три раза подряд, потому что в первый вышло невнятно, во второй без раскаяния в голосе, и, наконец, третья попытка ее удовлетворила, корзалып!
А потом встал с колен и под ее пристальным взглядом стал раздеваться. Странно, не в первый раз уже, но она так смотрит, что внутри все замирает, и я себя дичью, добровольно в котел запрыгивающей, чувствую! В штанах чуть не запутался, езумдун! Никогда такого со мной не было, а тут даже зубы постукивать начали. И на части рвет.
Бежать. Неизвестно куда, но бежать отсюда.
Сопротивляться. Пусть и бесполезно, но хоть не совсем себя бесхребетным трусом чувствовать буду, если успею пару раз эту зайколюбительницу пнуть. На душе полегчает.
Опасно! И пинать опасно — мало ли что они потом со мной сделают? Зальют этим их вейджэ по самые гланды или гипнозом своим усиленным внушат что-нибудь… ненужное, озуналып! И бежать опасно — в неизвестность. Без штанов, опять же.
Ум — он иногда во вред, корзалып! Рванул бы, не раздумывая, может, и удалось бы спастись. А тут…
Стою, глаза в пол, чувствую, как сердце бешено стучит, и кровь сразу и в мозг, и в отдельно живущий своей жизнью орган, езумдун! Ему-то не страшно, даже страдать не он, а задница будет.
Порола этот серый волк в овечьей шкуре так, что Адильке и не снилось! Как метроном, только жгучий… Удар, ожог, тепло, удар… И никаких эмоций, корзалып! Как робот, запрограммированный на то, чтобы выписать мне правильно нужное количество. Она меня даже считать их вслух заставила!
Сначала было страшно и, одновременно, немного любопытно. Потом… приятно и… обидно, что ли? Вот даже не как сам с собой, а как с резиновой куклой. Вроде партнер есть, а отдача нулевая. А затем стало больно… Действительно больно. И тогда начались повторы.
— Девятнадцать, — прорычал я сквозь зубы.
— Еще раз, ты увернулся, — спокойно так, как будто выполнение задания по практике обсуждаем.
— Девятнадцать! — уже не рычу, а почти выкрикиваю от боли и злости одновременно. — Двадцать! — быстро, чтобы успеть проскочить, но…
— Еще раз, и четко…
Сиздинучун, убью… Потом… Как их до сих пор всех не перебили-то?
— Двадцать! Двадцать один! Двадцать два! Двадцать…
— Еще раз. Не крути задом так, как будто я тебе это разрешила!
