— Всё верно, ты сделал то, что мы не смогли. Убил Гадала Сарлаха, человека, уже не первый десяток лет напрашивавшегося на казнь. Последние донесения разведчиков и наших людей в «Сладких изгибах» полностью подтверждают твою историю. Даже то, что Гадала нашли за фальшивой панелью шкафа с лицом, разбитым в фарш. И за благое для города дело тебе, действительно, полагается награда. Ты ведь не против награды?
— Конечно, не против. Мне много не надо, только вещичек в дорогу и вывести из города.
— Хорошо, вещи мы предоставим. Но, понимаешь, проблема в том, что мы лишились возможности заполучить мэра Гадала живым, как изначально планировалось, чтобы выудить из него информацию о тайных махинациях, местах расположения его тайников, компромате на других таких же ублюдков. Мы даже не получили его тело, как доказательство успеха нашего дела. Его увезли из борделя под тройной охраной, и в итоге смерть Гадала выставят просто закономерным концом уже далеко не молодого и не самого богатого здоровьем человека. После чего без нужных нам сведений пост мэра с лёгкостью займёт его сын, Гадал Сарлах младший, более осторожный, более хладнокровный и не такой падкий на извращения, но не менее аморальный и продажный индивид. Он будет достаточно умён, чтобы после насильственной смерти своего отца со скоростью молнии уничтожить все возможные бумаги, выставлявшие Гадала в плохом свете. В результате работа нескольких лет по сбору улик и подготовке доказательств пойдёт коту под хвост, и мы уже ничего не сможем с этим поделать. А этот, уже почти развалившийся стараниями семьи Сарлах город, попав во власть младшего Гадала, почти наверняка в итоге окажется окончательно обескровлен и лишён шансов на восстановление. И раз уж ты так охотно соглашаешься на награду за то благо, что ты принёс Каффии, то, пожалуй, будет справедливо, если и за тот вред, что твоими стараниями будет нанесён городу, ты понесёшь наказание. Как считаешь?
А, ну вот теперь я понял, почему его сделали главным… я прекрасно понимал, что эти слова — ловушка, найти каких–либо рациональных аргументов в свою пользу у меня не получится. Что бы я ни говорил, уже понятно было, к чему это в итоге придёт, и итог этот мне совсем не нравился. И сбежать точно не выйдет, вокруг нас уже целая толпа в пару десятков человек собралась… Ох, у меня даже сил злиться больше не осталось… Ты ведь меня явно к этому и вёл, утырок, всё ведь правильно? Или ты всё–таки от меня устал и решил прикончить руками повстанцев?
Стилизованная под дерево табличка появилась перед глазами почти сразу.
Всё правильно, веди себя естественно,
как полагается главному герою.
Спасибо, сука, за совет! И как, по–твоему, ведут себя главные герои? На это, однако, ответа уже не последовало. Ох, как захотелось кому–нибудь хлебалушко–то начистить… ладно, допустим. Насчёт естественно не уверен, но, по крайней мере, пытаться драться или драпать не стоит, у Великого и Могучего, похоже, всё схвачено…
— Ты как–то очень долго думаешь, — прервал мои мысли босс, — а я всё ещё жду ответа на вопрос. Как считаешь, будет это справедливо или как?
— А, так это был не риторический вопрос? — я скорчил удивлённую гримасу, — я просто думал, что вы так долго с мыслью собираетесь, отвлёкся, залип. Прошу прощения. Мне кажется, что в таком случае будет справедливым наказать не меня, а того ублюдка, что меня мэру продал, ещё того ублюдка, что аукцион вёл, а ещё тех ублюдков, что стояли под дверью, пока я мэра убивал, и в ус не дули. А ещё вас всех за то, что не поймали этого Гадала раньше, из–за чего я его убил и навлёк на этот город весь вами описанный пиздец. Ну как, такой ответ…
«Подойдёт?» — я уже сказать не успел, кулак главного по восстановлению справедливости оказался глубоко у меня в животе. Благо до пробития насквозь, как я в первую секунду почувствовал, дело не дошло, но от остатков съеденного перед аукционом обедо–ужина я избавился на раз. Вперемешку с горькой желчью. Следующим ударом сапога меня отбросило на метр в сторону, и изо рта потекла новая порция блевотины. Удивительно ещё что без крови. Третий удар пришёлся сверху вниз кулаком по голове, от чего я ударился ещё и об пол. Больше меня, к счастью, бить не стали. Видимо, кое–кому всё–таки стало стыдно.
— Отдайте его нашему гению, пусть практикуется, — бросил босс, стирая с одежды капельку рвоты. — Если выживет — дадим ему вещи, о которых просит.
Судя по дружному хохоту, моё выживание не предполагалось.
Меня подхватили под руки и куда–то потащили. В голове бил набат, а в ушах звенело, перед глазами всё плыло, так что хотя бы немного осознать маршрут не представлялось возможным. Но, судя по тому, что времени прошло от силы минуты две, это было совсем недалеко. Открылась тяжёлая, явно железная дверь, и в нос ударили запахи крови, дерьма и мочи, не разбавленные канализационной водичкой, а, так сказать, свеженькие, а ещё слишком хорошо знакомая мне горьковато–кислая вонь тел мутантов. В глаза ударил ослепительный, после густого полумрака канализации и сумрака главной базы, свет.
— Эй, тебе новенький. Босс сказал, можешь делать с ним, что хочешь, оторвись по полной! — раздался голос над ухом.
— Правда?! — уже от одного этого слова веяло такой яркой безуминкой, что у меня сжалось всё, что только могло сжаться. — Отлично! Давайте–давайте, тащите его сюда! Вот сюда! — меня, наконец–то, подняли в вертикальное положение, правда, только чтобы вновь положить, уже на спину, на варварски–пыточного вида стальную раму с ремнями. — Отлично–отлично, теперь пристёгивайте! — вокруг кистей, плеч, щиколоток, бёдер, пояса и шеи поочерёдно сомкнулись обшитые чем–то мягким ремни. В какой–то момент я попытался вырваться, но получил мощный удар в нос и вновь оказался откинут на раму. — Всё? Спасибо, ребятки! А теперь кыш–кыш–кыш отсюда!
— Больно надо на это смотреть, — произнёс один из тащивших меня молодчиков.
— Откуда я знаю, что тебе там надо?! — тут же взвился «гений». — Вы ведь не хотите украсть мои работы?!
— Валим отсюда…
— Ага…
Дверь с лязгом захлопнулась.
— Итак, голубчик, — говорившего я так и не мог увидеть, но вновь всплывшее перед глазами оповещение о переходе за порог заурядности отлично подтверждало тот факт, что один его голос оказывал достаточное психологическое воздействие. — Мне, похоже, дан полный карт–бланш, такое редко бывает! Обычно от меня требуют, по крайней мере, чтобы объекты оставались живы, а это значительно сужает круг возможных экспериментов. Но с вами, голубчик, мы сможем попробовать то, о чём я уже давно мечтал! Правда, на всё сразу вас, скорее всего, не хватит. Так что, раз уж вы обеспечили мне столь редкую возможность поработать вволю, я в качестве благодарности даю вам выбрать. Какую из моих печатей вы бы хотели испытать первой?
Стоп… что?
Моему мозгу, начавшему потихоньку приходить в себя после перенесённой болтанки и уже робко пытавшемуся отыскать выход из творящегося ада, потребовалась пара секунд, чтобы осознать смысл вопроса. Печать? Как Сын апокалипсиса печать? Забудем на секунду, что я примотан ремнями к пыточному агрегату и что у меня из носа течёт река крови. Я нахожусь в кабинете, явно принадлежащем безумному учёному. И он предлагает испытать одну из явно небезопасных экспериментальных фиговин, безопасные не экспериментальные варианты которых дают людям крутые сверхъестественные способности? Это ведь то, о чём я подумал, правильно? Ещё один рояль в кустах? В таком случае…
