Стали говорить о разных посторонних вещах: обилии негров и арабов в Париже и Лондоне, вкусных спиртных напитках в Париже и намного менее вкусных в Лондоне, попрошайках в Лондоне и Париже, дороговизне во всей Европе. Мэгги достала из своей сумки красивые серьги ручной работы и вручила их Илоне. Та побледнела и спросила:
– За что мне такая прелесть?
– За то, что ты поддерживала Сашку и скрашивала его одиночество. Прими их.
– У меня сейчас нет ответного подарка, но он обязательно будет. Ой нет, он есть!
Илона посмотрела на Мэгги, вынула из мочек ушей свои серьги, которые они вместе купили в Париже в бутике на avenue des Champs-Elysees, и вдела их в уши Мэгги, потом вдела подаренные в свои уши:
– Риточка, носи их, мы с Сашулей купили их в Париже.
– Я, честно говоря, забыла дома и серьги вдеть, и косметичку, а также ещё маленький кожаный мешочек с серьгами и перстнями. Лёшка отвлёк, пора в аэропорт, а его вдруг прихватило! Одну пару серёжек я специально взяла для подарка.
Все трое рассмеялись.
– Но, обращаю на это твоё внимание, Сашка, обручальное кольцо я не снимаю никогда! – И Мэгги подняла вверх правый безымянный палец с золотым колечком.
Далее снова длинный трёп о бутиках в трёх столицах и в Салониках. Мэгги призналась, что побывала в Париже и Риме, а вот до Лондона пока не добралась:
– Конечно, Сашка, если честно, с одним красивым мужиком ездила, но это только для сохранения здоровья. Позвольте уложить Лёшку поспать. Пойдём, сыночек. Я вижу, что его кроватка сохранилась, спасибо папе.
– Там всё чистенькое, я вчера приготовил.
– Какой у нас папочка заботливый!
Илона рассматривала себя в зеркале с новыми серьгами. Саша понял, что она напряжённо размышляет. У него возникло ощущение тревоги.
Они ещё долго ели и пили. Мэгги заметно расслаблялась и охотно выпивала, а Илона была сосредоточена и напряжена. Когда Саша принёс торт к чаю, разрезал его и положил на блюдечки три солидных куска, он понял, что Илона очень хочет сказать что-то и никак не может решиться. Что же, будем лопать торт, пить чай, авось она созреет.
Заметно опьяневшая Мэгги спросила Сашу:
– Можно мне закурить или ты не позволишь? После смерти мамы я стала курить.
– Тогда пойдёмте на лоджию. В квартире спит ребёнок.
На лоджии стоял стол, покрытый пылью, на столе пепельница. Илона предложила Мэгги сигариллу и поднесла зажигалку. Потом закурила сама.
Все трое молчали не менее получаса. Саша почувствовал нарастание тревоги, Илона что-то выкинет, предположил он и не ошибся.
– Я здесь третья лишняя! – вдруг плачущим голосом сказала Илона и заплакала, у неё закапало из носа. – Я ещё по дороге в аэропорт всё просчитала. Саша, люби жену и сына, а я сейчас освобождаю вас от себя!
Илона неожиданно резво перемахнула через перила и прыгнула вниз, но тут же зацепилась за большой ящик с цветами на лоджии этажом ниже и осталась лежать на ящике. Она не успела осознать случившееся и была в шоке. Два молодых парня и две девушки из той квартиры выбежали на лоджию, подняли Илону и потом обратились к соседям наверху:
– Кажется, она с вашей лоджии соскочила?
– Я сейчас подойду к двери вашей квартиры! – крикнул Саша и помчался на этаж ниже. Мэгги выбросила сигару, которую курила после сигариллы, вниз с лоджии и спросила:
– Тебе помочь?
– Оставайся в квартире!
Оба молодых парня сами донесли лишившуюся чувств Илону до дивана в Сашиной квартире, быстро попрощались и ушли. Саша не зная зачем вышел на лоджию. Какой-то пожилой бомж как раз проходил мимо и вдруг сказал:
– Ну и народ! Такие роскошные сигары выбрасывают недокуренными! Небось, родители застукали!
Он поднял сигару Мэгги, обтёр её о свою рубашку, пососал – и сигара снова задымила. Мэгги посмотрела на Илону и вдруг сказала:
– Она очень хорошая, прямая и решительная. Ей будет плохо без тебя. Мне жаль её.
Оба молча сидели, и вдруг Илона встала, пришла к ним и виновато сказала:
– Я диван испачкала. Простите психопатку!
– Ты как сама?
– Жива пока. Ритка и Сашка, вы оба чудесная пара, и моё решение правильное.
– Илка, больше не делай глупостей. По-моему, ты не столько ушиблась, сколько испереживалась и испугалась. Хочешь чаю или кофе? Может, ещё поесть сможешь? Можем и коньячком угостить, тебе сейчас неплохо бы основательно выпить.
– Да, я, пожалуй, поем и кофе выпью. От коньяка не откажусь. Спасибо, что спасли дуру! Хотя не стоило!
– Нет, стоило! Иди и умойся, сопли распустила.
– Извините оба, я забыла про нос. Ну и дура же я, даже самоубийство не осилила!
Илона вернулась, молча уселась, поела мясо, выпила рюмочку коньяка и попросила разрешения вздремнуть в большом кресле. Мэгги тихо сказала:
– Я опасалась оказаться на её месте. Но на самоубийство я бы не пошла. А случайно не она ли та знаменитая на всю Европу русская неуловимая кибермошенница?
Саша поднял указательный палец и прижал к губам. Мэгги посмотрела на спящую Илону с восхищением.
– Сашка, в таком случае она серьёзно рискует. Тебе надо порвать с ней ради твоей же, а теперь твоего сына и моей безопасности.
– Я всё это умом понимаю, но мне Илону очень жаль. Она хоть и красавица, но вся какая-то неприкаянная. Зато вы оба теперь со мной. Давай тихо посмотрим телевизор. Я очень рад, что ты не забыла русский. Более того, ты даже лучше, то есть правильнее говоришь, а больше всего меня удивляет и радует то, что Лёшка чешет по-русски. Пойдём посмотрим, как он там, может быть, уже не спит.
Сына они нашли в туалете. Он сказал:
– Туалет хороший, а в ванне нет пробки.
– В России пробками редко пользуются. Русские привыкли к проточной воде. Так чище. Как ты поспал?
– Я не спал. Я думал. Значит, ты тот, кого называют папа?
– Да, сыночек, ты правильно говоришь. Я твой папа и муж твоей мамы.
– А почему Ангелос говорил маме: «У тебя никогда не было и не будет мужа»?
– Лёшенька, но если ты это услышал, то значит, что ты услышал и мой ответ, а как я тогда сказала Ангелосу?
– Я запомнил. Мама сказала: «У меня есть муж!». Значит, ты муж мамы и мой папа?
– Да, называй меня просто: папа.
– Тогда почему ты живёшь в Москве, а я и мама в Θεσσαλονικη?
– Теперь все мы будем жить в Москве и ездить в Салоники, так по-русски называется тот город. Ты родился не в Салониках! Ты родился здесь! В Москве!
– Почему папа жил в Москве, а я с мамой в Салониках?
