– Ты так красноречиво хвалишь метро, а на пересадке нет эскалатора! Ножки устали!
– Надо было меньше пить, в отеле успеешь.
Вышли на Дворцовую площадь. Сразу бросилось в глаза её неповторимое великолепие.
– Сашуньчик, у них тут король или республика?
– Были короли, как полагается в приличных государствах, теперь республика.
– В США королей не было.
– Поэтому США нельзя причислить к приличным государствам. Монархия – непременный этап развития государства. Смотри, что на это табличке сказано: когда на площади во дворце жил король, она называлась Дворцовой, а потом король после землетрясения 1755 года переехал в другой дворец, и площадь переименовали в Коммерческую. Тут теперь министерства и рестораны. Ты только посмотри, какая красота!
– Вот что значит уклониться от мировых войн! Молодцы португашки! Лучше торговать, чем воевать. Они это блестяще доказали. Давай всё что можно обойдём, а потом поедим с чистой совестью… Сашка, тут девки потрясающе красивые! И мужчины на уровне! У меня даже дыхание учащённое. Вон сидят двое, я бы обоим дала.
– Я заметил ещё на вокзале одну восхитительную девушку, и потом мимо нас при регистрации в отеле прошла такая дева, что я чуть чувств не лишился.
Хождение медленным шагом по площади и внимательный осмотр каждого здания привлекли внимание местных, и один мужчина прямо поинтересовался, не потеряли ли туристы что-либо в этом месте.
– Нет, просто любуемся и прикидываем, где пообедать. Сашульчик, а если здесь?
Зашли, кафе-ресторан Martinho da Arcada работает с 1782 года.
– Я уже скоро чувств лишусь, надо же! В России тогда Екатерина Вторая правила, ещё Пушкин не родился. Здесь, и только здесь! Садись! Расслабимся. А вот и меню. Почитаем.
– Смотри, тут английский и испанский тоже. Ну, что первым делом?
– Для начала порту, он мне дико нравится, прелесть невероятная и потом приятный балдёж в башке. Обязательно закажем суп…Так… Так… А вот зелёный суп, как это? Кальдо?
– Caldo verde, – подсказал официант. – Very delicious.
– Потом надо рыбу, вот эту! Бакаляу, я правильно сказал?
Оказалось, что Саша выбрал треску с картофелем.
– И мне тоже такую же! – потребовала Илона. – Ещё хочу вот это мясное рагу одну порцию плюс одну пустую тарелку, чтобы нам не стукнуться лбами над горшочком с рагу. И кофе с какими-нибудь пирожками!
– Заметь, они пишут «о» и читают «у». Это часто встречается. А вот и порту! Как всегда, в чёрной непрозрачной бутылке. Заметь, и бумажных этикеток на бутылках с порту тоже нет. Фирменный знак. А аромат из бутылки какой! После аромата уже можно закусывать.
Быстро выпили бутылку, потом суп, треска и рагу тоже прошли на «ура».
– Сашка, жить в таком городе и при этом так вкусно кушать и с наслаждением напиваться потрясающим вином – это счастье! В Москве куплю самоучитель португальского!
От пирожка Илона отказалась, и он исчез в пасти мужа.
– Ух, переела! Зато недопила! Потом где-нибудь добавлю. Потрясающее место!
Прошлись под красивой аркой и далее пошли по Авенида де Либердаде (Avenida de Liberdade), то есть авеню Свободы. Дома были как на подбор красивы. Слева Илона заметила какой-то памятник:
– Сашка, там стоит лиссабонский мужик в пиджаке. Свернём? Кто это? Луис какой-то.
– Это Луиш де Камоэнш (Luis Vaz de Camões), самый знаменитый португальский поэт, типа нашего Пушкина, только жил он в XIII веке. Знаменитее его в Португалии среди писателей, кажется, никого не было. Мне не кажется это положительным, выглядит всё так, будто страна очень рано истощилась и духовно, и в финансовом отношении, и с точки зрения культуры. Гумилёв считал это утратой пассионарности.
– Думаю, что Гумилёв оказался прав. В этом, мне кажется, трагедия Португалии: всё в прошлом. И колониальная империя, и великие географические открытия, и поэты. Теперь португальцам остаётся лакать порту и предаваться воспоминаниям. Но они, по крайней мере, не должны быть заносчивыми.
Зашли в кафе и поели мороженое, снова по бокалу порту. Далее прямо, затем направо, и так до самого вечера. Ужинали в ресторане Casa de Linhares под звуки знаменитого фаду, оказавшегося для Илоны сильнодействующим наркотиком. Пела полноватая брюнетка, объективно красивая, но не для Саши. Илона много съела, выпила бутылку довольно крепкого порту, после чего неожиданно расплакалась и выпустила две сопли, чего давно не замечалось. Он тщательно вытер нос и лицо жены, помог ей встать и с трудом довёл её на такси. На другое утро Илона выглядела виноватой и избегала смотреть в лицо мужа. Они много гуляли и мало ели. Поужинали скромно и трезво.
Утром на третий день их лиссабонского тура с утра накрапывал дождик, но потом тучи исчезли, и солнце взяло реванш. Пригрело так, что в парке, название которого они так и не выяснили, оба опустили босые ноги в фонтан. Илона пожаловалась на «разгул аппетита», и поэтому завтрак был плотным, с бутылкой порту на двоих.
– Ничего, порту выветрится к вечеру, снова подзарядимся, – размечталась Илона.
– Ты рискуешь приобрести привычку напиваться ежедневно!
– А ты меня притормаживай! Я такая по натуре.
Вечером зашли в большое кафе. Увидев на вывеске слово fado, Саша сказал:
– Нам не сюда! Снова эти унылые песнопения!
Однако Илона запротестовала:
– Нет, тут будет тихо. Ты посмотри, как тут скромненько и даже бедно.
Они не знали, что по вечерам в кафе звучит самое тоскливое фадо. На сцене появились одетые во всё чёрное гитарист и аккордеонист. Вышла очень коротко остриженная певица со страдальческим выражением на крупноносом лице, тоже вся в чёрном и с шикарным жемчужным колье на худой шее. Её встретили овациями и воплями, и она сразу не то чтобы запела, а скорее завыла, как несчастная собачка. Так продолжалось около двух часов. Тоскливый репертуар снова побудил Илону заплакать и вылакать бутылку порту. Саша вытер ей нос двумя салфетками. От Илоны пахло мочой. В номере она рухнула на постель в чём была, так как раздеться и помыться была не в состоянии.
Утром следующего дня Илона встала, потянулась и принюхалась к себе, потом с отвращением сказала:
– Вчера из-за проклятого фаду я даже не разделась и не приняла душ! Теперь вся моя одежда воняет! Выбросим её!
Она посмотрелась в большое зеркало и буквально закричала:
– Ну и рожа! Как только меня в отель пустили?
Илона быстро разделась и засунула одежду, включая бельё, в большой пакет, куда предлагалось складывать вещи в стирку. В душе она долго чистила зубы и фыркала, плевалась, громоподобно сморкалась и даже прополоскала горло. Одевшись и сделав макияж, Илона сказала мужу:
– Никаких больше фаду! Теперь вечером лишь лёгкий перекус, и ещё надо каждый раз выяснять, не будет ли концерта фаду. Не понимаю, как они поют и слушают эту тоскливую музыку! Это у них, видите ли, жанр музыкальный такой! Больше на концерты фаду мы не ходим! Я и фаду несовместимы! Ты, надеюсь, не против? Найди на улице мусорный бак и выкинь всё, в чём я была на концерте. Ужас! Почему ты сам не ушёл и не увёл меня?
