Глава 1
– Ну вот я и опоздал, – улыбнулся Перри Мейсон, открывая
дверь своей конторы и приветствуя доверенного секретаря Деллу Стрит.
Делла, взглянув на часы, снисходительно улыбнулась:
– Вот вы и опоздали! И если вам так хочется поспать
подольше, то ради бога! Я не знаю, кто бы имел на это больше прав, чем вы.
Только… я боюсь, нам придется покупать новый ковер в приемную.
Мейсон недоуменно посмотрел на нее:
– Новый ковер?
– Этот вот-вот протрется до дыр.
– Что ты хочешь сказать, Делла?
– Вас ждет клиент, который ворвался сюда, как только Герти
открыла контору, без одной минуты девять. Беда в том, что он не сидит на месте,
а меряет шагами комнату со скоростью пять миль в час. Каждые
пятнадцать-двадцать секунд он смотрит на часы и спрашивает, когда вы придете.
– Кто это?
– Лэттимер Рэнкин.
Мейсон нахмурился.
– Рэнкин, – пробормотал он, – Рэнкин… Тот, что имеет
какое-то отношение к картинам?
– Известный агент по продаже произведений искусства, –
уточнила Делла Стрит.
– Ах да… припоминаю. Он производил экспертизу картины по
одному делу и какую-то даже нам подарил. А кстати, куда мы ее подевали, Делла?
– Она собирает пыль в кладовой за библиотекой юридической
литературы. Или, точнее, собирала до пяти минут десятого сегодняшнего утра.
– А что потом?
– А потом, – продолжала Делла, указывая на картину, – я
достала ее и повесила справа от двери, чтобы клиенту было удобно созерцать ее,
когда он займет свое место напротив вас.
– Умница, – похвалил Мейсон. – Только боюсь, не повесила ли
ты ее вверх ногами.
– Ну, если хотите знать мое мнение, то вся она какая-то
перевернутая. Но, по крайней мере, она висит. Кстати, на обратной стороне есть
табличка с именем Лэттимера Рэнкина и его служебный адрес. Если табличка
прибита правильно, то и картина висит правильно: А если он нахмурится и скажет:
«Мистер Мейсон, вы повесили мою картину вверх ногами», вы можете парировать: «А
вы, мистер Рэнкин, вверх ногами прибили табличку».
– Ну что ж, справедливо, – согласился Мейсон. – Давай
освобождать его от мучительного ожидания. Поскольку у меня не было назначено
встречи, я не очень-то и торопился.
– Я говорила ему, что вы будете с минуты на минуту, просто
задержка в пути.
– А как ты об этом узнала? – улыбнулся Мейсон.
– Телепатия.
– Ты намерена и дальше этим заниматься?
– Ну, все время этим заниматься мне будет страшновато, –
кокетливо ответила она. – Так я зову мистера Рэнкина, пока ковер еще цел?
Несколько секунд спустя, как бы продолжая свой марафонский
бег, в комнату ворвался высокий темноволосый человек с угрюмым лицом и
пронзительными серыми глазами. Приблизившись к столу Мейсона, он схватил руку
адвоката своей огромной костлявой лапищей, окинул помещение быстрым взглядом и
сказал:
– А, вижу, вы повесили мою картину. Многие не понимали
работы этого художника, но рад сообщить, что сейчас они очень хорошо
расходятся. Я предвидел этот момент. У него есть мощь, гармония. Мейсон, я хочу
подать в суд на одного человека за клевету и оскорбления.
– Вы не хотите этого.
Замечание Мейсона заставило Рэнкина вздрогнуть.
– Боюсь, вы меня не поняли, – сказал он холодно, начиная
понемногу выходить из себя. – И я хочу, чтобы вы немедленно возбудили дело. В
качестве компенсации я намерен получить полмиллиона долларов с Коллина М.
Дюранта.
– Присаживайтесь, пожалуйста.
Рэнкин, оставаясь прямым и натянутым как струна, опустился
на стул.
– Я хочу, чтобы это дело получило самую широкую огласку, –
продолжал он. – Дюранта надо выдворить из города. Он ни черта не смыслит в
деле, плут, обманщик – словом, непорядочный человек.
– Вы хотите получить с него полмиллиона долларов?
– Да, сэр.
– И хотите дать самую широкую огласку этому делу?
– Да, сэр.
– Вы хотите доказать, что от его действий пострадала ваша
профессиональная репутация?
– Верно.
– И ущерб равен полумиллиону долларов?
– Да, сэр.
– Вам придется объяснить, каким образом это было сделано.
– Он открыто заявил, что я не разбираюсь в искусстве, что
мои оценки ничего не стоят и что от этого пострадал один из моих клиентов.
– А кому он об этом заявил? Скольким людям? – спросил
Мейсон.
– Очень долго я подозревал, что это были всего лишь намеки.
Теперь у меня есть свидетель – молодая женщина по имени Максин Линдсей.
– И что же он сказал Максин Линдсей?
– Он сказал, что картина, которую я продал Отто Олни, –
заурядная подделка, при первом взгляде это распознал бы любой агент.
– Об этом он сказал только Максин Линдсей?
– Да.
– В присутствии свидетелей?
– Других свидетелей не было. При подобных обстоятельствах
вряд ли они возможны.
– Каких обстоятельствах? – уточнил Мейсон.
– Он пытался произвести впечатление на молодую особу, короче
говоря, клеился к ней – так, по-моему, теперь это называется.
– Она рассказала кому-то еще о том, что узнала? –
поинтересовался Мейсон. – Другими словами, стала ли эта информация достоянием
других?
– Нет. Максин Линдсей учится рисовать. Два-три раза мне
удавалось оказать ей кое-какие услуги. Помог удачно купить краски и все
остальное, за что она была мне очень благодарна. Придя ко мне, Максин все
рассказала, чтобы я был в курсе проделок Дюранта. Конечно, кое-что мне было
известно, но впервые появилась возможность доказать.
– Итак, я повторяю свое утверждение: вы не хотите возбуждать
это дело.
– Боюсь, я не понимаю вас, – уже спокойнее сказал Рэнкин. –
Мои финансовые дела в порядке. Чековая книжка при мне. Я готов выплатить аванс.
И я хочу возбудить иск немедленно. Иск на полмиллиона долларов. Конечно, если
вы не хотите заняться этим делом, я всегда могу…
– Спуститесь на землю, – начал успокаивать его Мейсон. –
Давайте посмотрим на факты.
