– Я позвоню ему прямо сейчас, – ответил Рэнкин, – и попрошу
Джорджа Лэтэна Хауэла, известного эксперта, произвести оценку картины…
– Тпрр, подождите, – охладил его пыл Мейсон. – Не надо
торопиться с оценкой, пока мы не будем готовы обеспечить должную рекламу в газетах.
Именно поэтому я спросил вас, абсолютно ли вы уверены в подлинности картины.
Если есть хоть тень сомнения, то мы будем раскручивать дело по-другому.
Стратегию будем выстраивать исключительно на фактах.
– Будьте абсолютно уверены, что это подлинный Фети.
– Еще один пункт. Нам придется доказать, что Дюрант говорил
о поддельной картине.
– Но я уже рассказывал вам об этом. Ко мне пришла Максин, и
я все узнал от нее, из первых рук.
– Пришлите ее ко мне. Я хочу взять у нее письменное
показание под присягой. Можете представить, в каком положении мы окажемся, если
развернем кампанию в прессе, а доказать клевету Дюранта не сможем. Тогда вы
окажетесь в ловушке. На сегодняшний день наш единственный свидетель – Максин
Линдсей. Мы должны быть уверены, что можем полагаться на нее.
– Клянусь жизнью, мы можем на нее надеяться, – заверил
Рэнкин.
– Вы сможете убедить ее прийти сюда и дать аффидевит? –
спросил Мейсон.
– Абсолютно уверен.
– Как скоро?
– В любое время.
– В течение часа?
– Ну… после ленча. Вас устроит?
– Вполне. Свяжитесь с Отто Олни. Посмотрите, что он думает
об этом, как отнесется к тому, чтобы предъявить иск Дюранту…
– И нанять вас?
– Конечно же нет, – возразил Мейсон. – У него есть свои
адвокаты. Пусть он поручит им. Я продумываю стратегию. Вы платите мне за совет,
Олни платит своим адвокатам за ведение дела, Дюрант оплачивает убытки за то,
что усомнился в подлинности картины, а в результате эффективная реклама
укрепляет вашу репутацию.
– Мистер Мейсон, я настаиваю на чеке в тысячу долларов. И
слава богу, что мне хватило ума прийти именно к вам, а не к кому-либо другому,
кто способен делать только то, что ему говорит клиент.
Рэнкин выписал чек, передал его Делле Стрит, пожал руку
Мейсону и вышел из конторы.
Мейсон улыбнулся Делле:
– А теперь сними эту чертову картину и отнеси ее назад в
кладовку.
Глава 2
В час тридцать Делла сообщила:
– Пришла ваша свидетельница, шеф.
– Свидетельница? – переспросил Мейсон.
– Да, та, что проходит по делу о фальшивой картине.
– А, – вспомнил Мейсон, – та молодая особа, которой Дюрант,
желая произвести впечатление, поведал о том, что картина Олни – подделка. Надо
посмотреть, годится ли она для процесса, так что давай-ка познакомимся с ней,
Делла.
– Я уже с ней познакомилась.
– И как она, аппетитная?
Делла улыбнулась глазами:
– Вполне.
– Сколько лет?
– Двадцать восемь – тридцать.
– Блондинка, брюнетка, рыжая?
– Блондинка.
– Давай посмотрим, – заключил Мейсон.
Делла Стрит вышла и через минуту вернулась с застенчиво
улыбающейся голубоглазой блондинкой.
– Максин Линдсей, – представила ее Делла Стрит, – а это –
мистер Мейсон, мисс Линдсей.
– Здравствуйте, – сказала она, проходя вперед и протягивая
руку для приветствия. – Я столько наслышана о вас, мистер Мейсон! Когда мистер
Рэнкин сказал, что мне предстоит встретиться с вами, я не могла в это поверить.
– Рад с вами познакомиться, – пропустил мимо ушей комплимент
Мейсон. – Вам известно, почему вы здесь, мисс Линдсей?
– Из-за мистера Дюранта?
– Верно. Не могли бы вы рассказать мне об этом?
– Вы имеете в виду подделку Фети?
– Так это действительно подделка?
– Так сказал мистер Дюрант.
– Хорошо, присаживайтесь вот сюда и попытайтесь
воспроизвести ваш разговор.
Она опустилась на стул, улыбнулась Делле Стрит и, поправляя
платье, сказала:
– С чего же мне начать?
– Когда это произошло?
– Неделю назад.
– Где?
– На яхте мистера Олни.
– Он ваш друг?
– В каком-то смысле.
– А Дюрант?
– Он был там.
– Друг Олни?
– Ну, наверное, мне следует объяснить. Это было что-то вроде
вечеринки, где собираются художники.
– А сам Олни рисует?
– Нет, он просто любит общаться с художниками, говорить об
искусстве, картинах.
– И он покупает их?
– Иногда.
– Но сам не занимается живописью?
– Нет, ему бы хотелось, но нет. У него хорошие идеи, правда,
отсутствует талант.
– А вы художник?
– Мне бы хотелось причислить себя к их числу. Некоторые из
моих картин имели успех.
– И это помогло вам познакомиться с мистером Олни?
Она открыто посмотрела в глаза Мейсону:
– Нет, я не думаю, что он пригласил меня по этой причине.
– Так почему он пригласил вас? – настаивал Мейсон. – Личный
интерес?
– Да нет, не совсем. Дело в том, что прежде я была
натурщицей, и он познакомился со мной, когда я позировала одному художнику. У
меня это неплохо получалось, пока я не стала немного… ну, у меня немного
располнела грудь. И вот тогда я сама решила заняться живописью.
– А этот «недостаток», – улыбнулся Мейсон, –
дисквалифицирует вас как модель? Я-то по своему невежеству полагал, что все как
раз наоборот.
Она улыбнулась в ответ:
– Фотографам нравится полная грудь, художники, как правило,
предпочитают изящество форм. Я начала утрачивать свои позиции как первоклассная
модель, а позировать фотографам для каких-то поделок не хотелось. Фотографы
высшего класса обычно еще более разборчивы, чем художники.
– И вы решили заняться живописью, – вернулся к началу разговора
Мейсон.
– В каком-то смысле – да.
– Вы этим зарабатываете на жизнь?
