– Частично.
– А прежде вы не изучали живопись? В художественной школе
или?..
– Это не та живопись, – не дала она закончить ему вопрос. –
Я делаю портреты.
– Я полагал, что и этому надо учиться, – удивился Мейсон.
– Я это делаю по-другому. Беру фотографию, сильно увеличиваю
ее и печатаю, чтобы получился всего лишь размытый контур. Затем покрываю его
прозрачной краской. А потом заканчиваю портрет маслом. Довольно неплохо
получается.
– Но Олни больше интересовался вашей…
Она улыбнулась:
– Я думаю, его интересовало мое отношение к искусству,
жизни… Возможно, то, что в недавнем прошлом я была натурщицей.
– И каково это ваше отношение?
– Ну, если вы модель и позируете художникам, то к чему
скрывать? Я терпеть не могу лицемерия… Так вот, однажды, во время сеанса у
одного художника, мы разговаривали с Олни о его жизненной философии, о том, как
я понимаю жизнь… И после этого он пригласил меня на вечеринку.
– Это тогда зашел разговор о картине?
– Нет, это было намного позднее.
– Хорошо. Расскажите о вечеринке. Вы разговаривали с
Дюрантом?
– Да.
– Он говорил о картинах Олни?
– Нет, не о картинах Олни. Он обсуждал своих коллег или,
точнее, конкурентов.
– И Лэттимера Рэнкина?
– Да, о нем главным образом и шел разговор.
– Можете вы припомнить, с чего все началось?
– Я думаю, Дюрант хотел произвести на меня впечатление. Он
был… ну, мы были на палубе, и… он пытался ухаживать за мной. Дело в том, что я
очень хорошо отношусь к мистеру Рэнкину. По-моему, Дюрант, почувствовав это,
решил как-то скомпрометировать его в моих глазах.
– Продолжайте.
– Говоря о мистере Рэнкине, он сделал несколько замечаний,
которые я бы сочла немного, ну, немного… Я бы назвала их язвительными, если бы
речь шла о женщине.
– Но он не женщина, – заметил Мейсон.
– Определенно нет.
– Насколько я могу догадаться, руки он держал все это время
не в карманах?
– У мужчин руки редко бывают в покое, – заметила она
небрежно. – Его были настойчивы.
– И затем?
– Я сказала, что мне нравится мистер Рэнкин, что у нас
дружеские отношения, на что Дюрант ответил: «Хорошо, любите его, если вам так
хочется, как друга, но никогда не покупайте у него картин. Можно влипнуть».
– И что вы на это ответили?
– Я спросила, что он имеет в виду.
– И что он ответил?
– Он сказал, что Рэнкин или не разбирается в искусстве, или
надувает своих клиентов и что одна из картин на этой яхте, проданная Рэнкином
Олни, – поддельная.
– Вы спросили какая?
– Да.
– И он ответил?
– Да, Филипп Фети, та, что висит в главном салоне.
– У него приличная яхта?
– Да, вполне. На ней можно отправиться куда угодно, хоть
вокруг света.
– Олни ходит в кругосветные плавания?
– Не думаю. Он иногда отправляется в круизы, но в основном
использует ее для вечеринок, где… где он может развлекать своих
приятелей-художников. Он проводит на борту очень много времени.
– А дома его друзья не бывают?
– Не думаю.
– Почему?
– Наверное, жена не одобряет.
– А вы встречались с ней?
– Определенно нет.
– Но вы хорошо знакомы с Олни?
– Да.
– Так… – сделал паузу Мейсон. – Рискую показаться
невежливым, но вынужден это сделать. Вам предстоит давать свидетельские
показания.
– Но я этого не хочу.
– Боюсь, что теперь вам уже придется это сделать. В суде вы
повторите то, что сказал Дюрант. А теперь мне необходимо знать, могут ли во
время перекрестного допроса вскрыться какие-то вещи, касающиеся лично вас и
которые вам не хотелось бы обсуждать.
– Это будет зависеть от того, в какое русло будет направлен
допрос, – твердо сказала она, посмотрев в глаза адвокату. – Мне двадцать девять
лет. И я не думаю, что найдется девушка моего возраста, которая…
– Минуту, – прервал ее Мейсон, – постарайтесь не понять меня
превратно. Я перехожу к конкретным вопросам. Связывает ли нечто большее, чем
дружба, вас и Лэттимера Рэнкина?
Она непроизвольно рассмеялась:
– О боже, нет! Искусство для Лэттимера Рэнкина – это все:
его мысли, мечты и даже пища. Я для него только художница. И он, как друг,
помог мне с заказами на несколько портретов. Мысль о какой-то любовной связи в
голове Лэттимера Рэнкина – это что-то невероятное. Нет, мистер Мейсон,
определенно нет.
– Хорошо, – продолжал Мейсон, – тогда еще вопрос: а с Отто
Олни?
Ее глаза немного сузились.
– А в нем я не уверена.
– Но каким-то образом ухаживать за вами он пытался?
– Пока не могу сказать ничего конкретного. Но уверена, что
он не оставляет без внимания девушек с хорошей фигурой. А у меня хорошая
фигура.
– Вам приходилось оставаться с ним наедине?
– Нет.
– И никаких разговоров на эту тему?
– Нет, только… ну, я думаю, если бы мы остались одни, он не
тратил бы времени зря.
– А почему вы так думаете?
– Мне это подсказывает мой опыт.
– Но вы же не оставались с ним наедине?
– Нет.
– И он не пытался ухаживать за вами?
– Нет.
– Давайте постараемся правильно понять друг друга, – сказал
Мейсон. – Это как раз то место, где непонимание недопустимо. Я незнаком с этим
Дюрантом, но если он ввяжется в драку, то непременно привлечет детективов. Они
переворошат все ваше прошлое, так же как и настоящее.
– Правильно ли я понимаю, мистер Мейсон, – начала она, глядя
в глаза адвокату, – что против меня может быть использовано только то, что
имеет отношение к Рэнкину или Олни?
– Или к эксперту Джорджу Лэтэну Хауэлу, – уточнил Мейсон,
заглянув в свои записи.
– Ну что ж, мистер Хауэл – очень милый человек.
