Глядя из окна второго этажа на удаляющихся из офиса Марину и Вадима, она искренне любовалась прекрасной парой. Тоненькая фигурка Марины выгодно подчеркивала силу и стать Вадима.
— Хоть бы у них все сложилось, — подумала Жанна, и тихая слеза скатилась по ее лицу.
Вечером она рассказала Ларе новость о подруге и генеральном директоре, умолчав о своих глупых, как она призналась себе, мыслях относительно Вадима.
— Я тоже рада за Маринку. Только зря, Жанночка, ты сама упустила такого достойного мужчину.
— О чем ты, Лара? Мне никто не нужен.
— И напрасно. Ты уже отгоревала свое, пора о будущем подумать.
— Мое будущее уже прошло, — грустно пошутила Жанна.
— Не смей так говорить. Ты еще молодая. А молодым одиночество вредит.
— А сама-то почему не устраиваешь свою судьбу? — доверительные отношения, сложившиеся между Ларисой и Жанной во время ее болезни, позволяли обеим без стеснения обсуждать подобные нюансы.
— Мне уже поздно думать об этом.
— А мне показалось, что наш водитель так не считает. Борис Иванович с такой нежностью всегда смотрит на тебя. Только ты будто не замечаешь!
— Ой, да все тебе кажется, — сама же зарделась, засмущалась. Даже встала, якобы чайку долить.
Жанна с волнением входила в клинику. Хотела обратиться к Буравскому, чтобы он сопроводил ее к Великогло. Передумала. Не маленькая и не беспомощная.
Перед ней сидел представительный молодой человек с властным взглядом, казалось, проникающим в самые потайные уголки человеческого сознания. Жанне стало страшно.
— Такой не только в овощ превратит, а чего доброго при желании и до суицида довести сможет. — Тут же отогнала от себя чудовищные мысли в страхе, что этот властитель человеческой психики разгадает ее панический ужас. Постаралась придать голосу уверенности:
— У меня назначено…
— Да-да, проходите, присаживайтесь, — голос у властелина человеческих душ и умов оказался очень мягким и приятным. Даже располагающим. Задумчивое выражение, придающее ему мрачный вид, испарилось, когда он заговорил с посетительницей. Жанна с облегчением вздохнула: — И совсем он не похож на Гудвина, великого и ужасного. Даже очень приятный молодой мужчина.
Марк Евгеньевич оказался приветливым и открытым для общения. По-другому и быть не могло. Умение разговорить пациента — основная задача. Врачевание душ без доверия невозможно.
Жанна с удивительной легкостью поведала свою печальную историю. Казалось, она рассказывала не о себе, а о ком-то постороннем. И во время беседы, умело поддерживаемой психологом, чувствовала все большее облегчение. Домой ехала с ощущением, будто плечи у нее расправились, словно груз тяжелейший свалился с них. Она поймала себя на том, что беспричинно улыбается. Улыбка появилась впервые за полтора года со дня ухода Олега.
Попутно вспомнила о нем. Но уже без прежней горечи, хотя боль, тоска и грусть по-прежнему присутствовали в ее израненном сердце.
Впечатление от врача осталось самое что ни есть потрясающее. Особенно запомнились его глаза — темно-зеленые, внимательные, добрые.
Ему было около сорока лет. Видно было, что он следит за собой.
Подтянутый, без характерного для его возраста брюшка, так безобразно портящего любую мужскую фигуру. Ладно скроенное пропорциональное телосложение не отличалось особой рельефностью, но это не портило общего впечатления.
Нельзя было не восхититься гармоничными тонкими чертами лица, подчеркивающими утонченность и элегантность образа в целом. Коротко остриженные светлые волосы придавали всему облику мягкость. Жанна в какой-то момент поймала себя на мысли, что хочется дотронуться до них, погладить.
Возвращаясь домой, ей еще не раз приходилось останавливать свои мысли о Великогло. Однако она не могла не признать, что он ей понравился не только, как врач. Скорее, даже более как не врач, а просто мужчина.
— Ну как прошел первый сеанс? — спросила Лара. В голосе чувствовалась едва заметная тревога.
— Все хорошо. У меня появилась какая-то легкость. Будто я лет пять сбросила.
— Ну вот, а ты никак не соглашалась на сеансы. Хорошо хоть Буравский сумел тебя убедить, что это необходимо.
— Да. Я ему благодарна. Если и дальше так пойдет… — она не договорила. Сама не знала, что с ней будет дальше.
Лара внимательно всматривалась в выражение лица Жанны, в котором действительно появилось что-то необычное. Черты стали мягче, исчезла складка, намечавшаяся между бровей. Даже скорбные морщинки, пролегающие от крыльев носа к уголкам губ, словно разгладились. Жанна и впрямь посвежела, помолодела. И глаза стали другими — по-прежнему задумчивыми, только с налетом мечтательности, а не постоянной грусти.
* * *
Когда за Жанной закрылась дверь, Марк в задумчивости подошел к окну и смотрел вслед удаляющейся удивительной женщины, пока она не села в машину. Шелестова поразила его естественностью и отсутствием желания покрасоваться, составить о себе приятное впечатление.
В этой женщине было нечто необычное, заставляющее вглядываться в ее лицо, абсолютно лишенное косметики. Она была неподражаема без приложения каких-либо усилий. Ни тебе боевого раскраса, ни глубокого декольте, ни глубокого разреза, невольно приковывающего взгляд. Не было ботокса, гиалуронки, надутых губок, наращенных ресниц и волос. Не было даже шлейфа дурманящего парфюма. Кстати, последнее особенно удивило Марка — он был наслышан о продукции парфюмерной компании Егоровых, доставшейся в наследство безутешной вдове.
При всей ее статусности она не стремилась соответствовать общепринятым стандартам моды. В ее одежде он не заметил вычурности или брендовости. Не было в ней ни притворства, ни желания показаться неповторимой. Она была естественной, настоящей. Именно это и еще что-то неуловимое делало ее незабываемой.
Марк вздохнул. Продолжать прием не хотелось. К счастью, пациентов в приемной не было. Он поспешил домой. Наскоро отужинав и поблагодарив прислугу, Марк спустился в полуподвальное помещение, где его ждала восхитительная в своей неотразимости особа женского пола.
— Как она сегодня? — спросил Марк у помощника по уходу за экзотической красавицей.
— Все хорошо, Марк Евгеньевич. Аппетит отменный. Настроение — вальяжное.
— Спасибо. Оставь нас. Если будешь нужен, позову.
Глава 19
Жанна с удивлением отмечала, что поторапливает время, оставшееся до следующего психотерапевтического сеанса. Она находилась в том необъяснимом состоянии, когда с нетерпением ждешь встречи с человеком, пробудившем в тебе интерес и неудержимое желание видеть его вновь и вновь. Сначала она пыталась гнать от себя мысли о Марке. Но постепенно привыкла постоянно думать о нем.
Мечтательность, преобразившая ее не только внутренне, но и внешне, не могла остаться незамеченной Мариной.
