Что делать?
Как жить?
Для чего жить?
Ее, словно преступника на место преступления, неудержимо влекло в больницу. Туда, где она последний раз видела живым своего Валика. Туда, где потеряла своего крошечного ребенка. Ее болезненное сознание все еще находилось под завесой медикаментозного спокойствия, но уже требовало возвращения в реальность.
После долгих колебаний она все же решилась. Жуткий страх, густо приправленный отчаянием и почти физической болью утраты, подстегивал ее необъяснимое стремление еще раз пережить все.
Это было влечение отчаяния, усугубляемое образовавшейся вокруг нее пустотой и одиночеством.
Это был ее незавершенный гештальт.
Это была ее плаха.
На плаху ей хотелось поудобнее уложить свою горячечную голову и принять исполнение приговора как избавление от невыносимой боли, постоянно разрывающей ее сердце в клочья.
В глазах ее застыло безумие, обрамленное лихорадочностью поиска сути случившегося. Нет, скорее, как ни странно, это было здоровое желание постичь невероятность всего произошедшего.
Жанна решительно вошла в кабинет заведующего реанимационным отделением. Эдуард Борисович узнал в ней ту несчастную, потерявшую недавно мужа и ребенка. Его рука потянулась к телефону — вызвать медсестру, дабы предупредить очередной взрыв эмоций и не дать впасть безутешной вдове в агрессивную депрессию, способную отнять у нее разум.
Но что-то подсказало ему, что надо дать ей выговориться. И он предложил Жанне присесть на стул. Его спокойный тон, усталые и умные глаза — все указывало на то, что ему не раз доводилось сталкиваться с человеческим горем и доносить до отчаявшихся суть неизбежности и естественности такого страшного понятия, как смерть.
— Что привело вас сюда? — с участием спросил он несчастную женщину.
— Почему?! Как это могло произойти?! Он был совершенно здоров… — начав с повышенных тонов, Жанна постепенно сникла. И это красноречивее всего объясняло ее смятение. Ее неверие в возможность столь скоропостижного ухода любимого человека.
— Согласен с вами.
Тихо, спокойно, без тени желания доказывать, что было сделано все возможное для спасения пациента.
— Однако понять причину стремительно прогрессирующей болезни можно только при условии знаний о ней.
— Так объясните мне, — просительно, умоляюще, требовательно.
— Панкреонекроз — это тяжелая форма стремительно развивающейся патологии, поражающей поджелудочную железу. — Жанна сконцентрировала всю силу своего сознания на ужасном слове, пока еще не объясняющем ей ничего.
— Она сопровождается стремительным отмиранием клеток, что приводит к поражению всех органов и систем. Это и становится причиной необратимых последствий. — Он старался подобрать простое, но не примитивное объяснение, понимая, что перед ним сидит женщина, желающая постичь всю суть причины. Без этого нет ей успокоения, нет возможности жить дальше. Поэтому он продолжал ровным и убедительным голосом:
— Тотальное поражение поджелудочной, ставшее причиной летального исхода, — Эдуард Борисович внимательно следил за Жанной, отмечая любые изменения в ее поведении и состоянии. Она была напряжена, собрана и, казалось, впитывала каждое его слово, стараясь найти то объяснение, которое заставило бы ее поверить в реальность случившегося, — …было спровоцировано врожденной патологией железы и неумеренным употреблением жирной и жареной пищи.
— Шашлык… — перед Жанной возникла картина того трагического вечера. Тогда еще не трагического, а спокойного и счастливого. Она опять была близка к обмороку, но усилием воли заставила себя задать самый главный вопрос:
— Шансов не было?
— Практически — никаких.
Он налил стакан воды и предложил Жанне. Она автоматически опустошила стакан. Ее механические действия свидетельствовали о глубокой внутренней работе сознания. В висках стучал набат, сердце едва справлялось с бушующим приливом крови.
Жанна посмотрела на врача. Взгляд ее был пустой, пугающий, но в нем уже улавливалась работа мысли.
Ей не стало легче. До полного принятия потери необходимо было пройти еще не одну стадию. Но самая страшная — осмысление утраты — уже началась. Оставалось принять ее, а затем — пройти сложный путь от депрессии до выздоровления.
Главное — ее мозг справился с отрицанием произошедшего. В обратном случае недалеко было до безумия, способного погрузить ее в беспросветную тьму, где нет ни боли, ни страданий, ни стремления жить.
Не сказав ни слова, Жанна вышла из кабинета. Под сочувственными взглядами, пошатываясь, прошла по коридору. На улице ее встретила Анита, чудом или простым женским чутьем определившая, где можно найти подругу.
Бурный поток слез, наконец-то, прорвался. Ему не под силу было смыть всю горечь утраты. Но это было началом облегчения, так необходимого для возвращения к жизни.
Она еще не знала, что впереди ее ждет целая череда потерь и страданий. Хватит ли сил пережить весь ужас отмеренных на ее долю несчастий? Останется ли в ее израненном сердце место для любви, или же оно очерствеет от натиска горя и неизбывной тоски?..
Глава 5
— Жанночка, зачем ты здесь? — спросила только для того, чтобы как-то начать разговор. — Поедем ко мне.
— Нет, мне надо ехать в Блажино?
— Я с тобой?
— Как хочешь.
В такси ехали молча. Находиться рядом со скорбящим человеком просто невыносимо.
Что говорить?
Как себя вести?
Анита решила лучше молчать, не бередить подруге душу и ждать, когда она сама нарушит молчание. Но Жанна погрузилась в свои грустные мысли, печально созерцая осенний пейзаж, совсем недавно радовавший ее во время недавней поездки в деревню.
Но это было в другой жизни, обозначающейся коротким словом «до». Что касается «после», было пока неясным и мрачным.
Анита искоса поглядывала на Жанну. Не ждала ничего хорошего от посещения дачи. Поехала исключительно от страха за подругу, и не желая оставлять ее одну.
— Подождите нас минут пятнадцать, — попросила Жанна водителя. Анита вздохнула с облегчением: — Значит, не собирается задерживаться здесь надолго.
— Зайдем к Аксинье Петровне, — бросила на ходу, даже не глянув в сторону своего дома. Он стал чужим, холодным и вызывал страх при мысли о том, что здесь произошло.
Соседка встретила их радушно, но тоже с трудом находила ничего не значащие слова, переживая, как бы они не разбередили еще не затянувшуюся рану.
— Аксинья Петровна, — начала с порога Жанна, — я за вами. Вы не могли бы пожить у меня? Одной совсем невмоготу… — слезы хлынули потоком. Унять их не было слов у обеих женщин, печально созерцающих ее безутешное горе.
