— Сашка говорит, что маги могут оперировать только одним видом магии из восьми. Правда ли это? — продолжал я настойчиво расспрашивать старика.
— Правда, правда, — покивал дед. — Какой дар к шестнадцати годкам откроется — такой магией и будешь владеть. Огнём там, аль землёй. Это уж зависит от родителей. Дар переходит от них. Чей будет сильнее, отца или матери, — такой у ребёнка и появится. Вон у Шепелевых все в семье маги огня.
— А ещё есть магия воды, ветра, жизни, земли, смерти…
— …Друиды и менталисты, — быстро закончил за меня Макар и пояснил на всякий случай: — Первые повелевают растениями, а вторые — управляют животными. У зверей разум слабенький, не то, что человечий. Вот они ими и помыкают. А у Алексашки, у нашего, земля. Прабабка у меня этой стихией кое-как владела. Мы так радовались, когда у него в том году открылся дар! Сразу стали деньги копить на академию. Ох и дорогое в ней обучение! Зато все выпускники попадают на хлебные должности. Всё окупится сторицей. Лишь бы Сашка поступил, и там его не затюкали…
— Братья помогут. Они же у него в Царьграде живут, — неунывающе напомнил я, посмотрев на двух хмурых усатых мужиков, сноровисто открывающих ворота. На них была серо-зелёная солдатская форма и фуражки, на которых красовался небольшой медный герб Российской империи.
— Да у братьев у самих забот полон рот. Илья жениться надумал. А Лёшка всё пытается дело своё открыть. Некогда им будет с ним цацкаться. А друзей Сашка так и не научился заводить. Тяжело ему там будет среди всех этих детей княжьих, графских, да баронских, — горько закончил старик и хмуро посмотрел на автомобиль.
Тот был похож на внебрачного сына кареты и «глазастого уазика». И он с шумом и дымом подрагивал возле медленно открывающихся ворот города. В моём мире такие тачки появились больше сотни лет назад.
Да и в целом этот мир плюс-минус соответствовал моему начала двадцатого века. Здесь не гремело Восстание декабристов, не было Первой мировой войны и крепостного права. Но тут жили Пушкин, Колумб и Иван Грозный. И, наверное, здешние места можно смело назвать альтернативной вселенной. В чём-то она походила на мой мир, а в чём-то — разительно отличалась.
Между тем из переднего бокового окна машины высунулась рыжая голова тучного парня лет семнадцати. И он недовольным, жирным голосом заорал усатым мужикам:
— Пошевеливайтесь холопы! А то плетей сейчас получите!
В глубине тачки раздался визгливый девичий смех. И Рыжик, вдохновлённый им, продолжил верещать, потрясая кулаком:
— Уроды криворукие! Завтра же вас здесь не будет, плебеи!
Внезапно он почувствовал мой недобрый, тяжёлый взгляд и повернул башку. Я с омерзением увидел его прыщавую физиономию с маленькими свиными глазками, обвисшими щеками и толстыми влажными губами.
— А ты чего смотришь батрак?! — рявкнул он мне, тряся набором мягких подбородков. — Ну-ка отвернулся! Или тоже плетей хочешь?
В моей груди мигом поднялась волна праведного гнева, но я лишь склонил голову, пробурчал под нос пару отборных матюгов и заскрежетал зубами от бессилия.
Рыжик же презрительно захохотал и скрылся в тачке. Следом она выметнулась из города, выбрасывая в воздух клубы дыма.
Макар тронул поводья, заставив лошадь двинуться вперёд, и тяжело проговорил:
— Молодец, что сдержался, Иван. Это Хрюнов-младший. Его отец почти пятой частью города владеет.
— Помяни моё слово, Макар Ильич, когда-нибудь я ему хотя бы машину обоссу, — злобно процедил я и смачно сплюнул на крайне ухабистую пыльную дорогу. Она могла быть прародительницей американских горок.
— Забудь о нём. Ты ему не ровня, — строго сказал старик, грозно посмотрев на меня через плечо. — Он мало того что дворянин, так ещё в нём проснулся дар. И он в этом году поедет в академию.
— Надеюсь, он там сгинет, — яростно пробормотал я, пытаясь унять жгучий гнев. У меня даже руки непроизвольно сжались в кулаки. — Без таких, как этот Хрюн, жизнь станет лучше. Его появлению на свет явно Сатана поспособствовал. Мне ещё Сашка про него говорил.
— Я тебе предупредил, — проворчал дед и отвернулся.
Я промолчал и уставился на дорогу. Она рассекала сельскохозяйственные поля и упиралась в лес. А тот мрачно чернел в нескольких километрах от города. Но лес хоть и казался таким, будто там живёт Кощей Бессмертный, но, по словам Макара, эта его часть была безопасной. Всех тварей оттуда прогнали, а кого не прогнали — тех истребили. Только ночью порой появлялись волколаки да волки. Так что когда мы добрались до него — старик без страха привязал коня к дереву. А сам спрыгнул с козел телеги.
Я тоже выбрался из нашего экологического транспортного средства и подошвы моих сапог сразу же влажно чавкнули раскисшей почвой. В ноздри проник насыщенный запах перегноя, влаги и коры.
Вокруг слабо шумели кронами могучие деревья. В траве стрекотали кузнечики. А бабочки летали от одного цветка к другому. Красота. Меня даже немного отпустил гнев, возникший после прилюдного унижения.
— Чего стоишь, как столб? — недовольно пробурчал дворянин, разрушая идиллию. — Держи.
Старик всучил мне плетёное лукошко, а второе взял себе. Потом он решительно закинул винтовку за спину и энергично пошёл по тропинке, виляющей между вековых деревьев.
Я нехотя потопал за ним, придерживая одной рукой ремень своей старенькой винтовки. Она висела на плече и во время ходьбы игриво хлопала потёртым прикладом по моей заднице. Приходилось терпеть.
Дед тем временем принялся собирать маслята, грузди и рыжики. А я — поганки и репьи. Каждый был занят своим делом. И потихоньку мы всё дальше и дальше углублялись в лес, топая по змеящимся меж кустов тропинкам. Старик проворно двигался в паре метров впереди меня и постоянно оборачивался. Он будто опасался, что я могу уйти куда-то в сторону и заблудиться. Но я не был дураком и от деда не отставал. Мне ведь и вправду не составит труда потеряться в трёх соснах.
Вскоре Макар махнул рукой, выпрямился, громко хрустнув позвоночником, и устало произнёс:
— Всё. Перекур. Ты-то, Иван, молодой, а мне почитай уже шестой десяток. Да и колено опять разболелось.
— А чего тогда по грибы всё ходите?
— Нравится, — просто сказал он, присел на ствол поваленного дерева и поставил между ступней полное лукошко грибов.
А я стёр со лба едкий пот и помахал рукой перед лицом. Мошкара забодала уже. Не спится ей. В Макара, наверное, пошла.
— Так ты не вспомнил чего-нибудь из своего прошлого? Можа, предков? — неожиданно полюбопытствовал дед, закинул ногу на ногу и стал бережно массировать колено перепачканными в земле руками.
— Ничего не вспомнил, — сокрушённо покачал я головой.
Мозг услужливо выдал видение похорон. Родители умерли в том году. А женой или дамой сердца я не обзавёлся. Да и близких родственников у меня не имелось. Так что в том мире после моей смерти разве что Машка пролила пару горючих слёз.
