Но подлинный ужас я познал в мае 1915 года, когда впервые увидел живых существ. Случилось это до того, как благодаря моим изысканиям сквозь призму мифов и описаний аналогичных заболеваний мне открылось то, что я мог ожидать от увиденного. Когда ментальные барьеры начали ослабевать, в различных частях зданий и на улицах я начал различать парообразные силуэты. Постепенно черты их прояснялись, пока, наконец, они не явились мне во всем своем ужасающем облике. То были огромные, переливчатые конусы приблизительно в десять футов высотой и равновеликим основанием, сотканные из ребристой, чешуйчатой, полуэластичной плоти. Из их вершин вперед выдавались четыре гибких цилиндрических конечности, каждая в фут толщиной и такая же ребристая, как коническое тело. Они были способны сокращаться, почти полностью втягиваясь в тело, или же вытягиваться на расстояние до десяти футов. Две из них оканчивались массивными когтями или клешнями. На конце третьей было четыре красных трубчатых отростка. Четвертый нес на себе желтоватый шар неправильной формы, диаметром около двух футов, с тремя большими черными глазами по периметру центральной окружности. На макушке этой головы находились четыре серых стеблеподобных ответвления с отростками, напоминавшими цветы; на нижней ее части покачивались восемь зеленоватых усиков или щупалец. Широкое основание конуса было одето серой пружинистой субстанцией; сжимая и разжимая его, существо передвигалось.
Их действия, вполне безобидные, вселяли в меня куда больший ужас, нежели их облик – нельзя спокойно наблюдать за тем, как чудовища ведут себя подобно людям. Они со знанием дела передвигались по величественным залам, снимали книги с полок и клали их на огромные столы или наоборот, а иногда старательно что-то записывали при помощи стержней, напоминавших ручки, сжимая их в зеленоватых щупальцах, свисавших с головы. Гигантские клешни использовались для переноса книг и общения – речь их состояла из щелкающих и скрипящих звуков. Они не облачались в одежды, но носили подобие ранцев или рюкзаков, закрепленных на верхушке конуса. Обычно голова и шея располагались на том же уровне, но нередко они поднимали ее или опускали ниже. Остальные конечности за ненадобностью покоились по бокам тела, укоротившись до пяти футов. По скорости их чтения, письма и обращению с аппаратами на столах (по всей видимости, управлявшихся силой мысли) я заключил, что их интеллект неизмеримо превосходит человеческий.
Затем я стал видеть их повсюду: они толпились в коридорах и обширных залах, обслуживали исполинские машины в сводчатых подземельях и мчались по просторным дорогам в гигантских автомобилях, напоминавших корабли. Я перестал их бояться, так как они совершенно естественно вписывались в окружающий мир. Стали проявляться их индивидуальные особенности; некоторые держались несколько замкнуто. Выглядели они одинаково, но друг от друга и от остальной массы они отличались жестами и повадками. Сквозь пелену сновидений мне казалось, что они почти все время что-то писали, но никогда не использовали привычное для большинства особей криволинейное иероглифическое письмо. Мне даже почудилось, что несколько раз я заметил, как кое-кто пишет знакомыми латинскими буквами. Почти все они работали куда медленнее остальных существ.
Все это время я сам принимал участие в этих снах в качестве бестелесного сознания и мог видеть куда больше, чем собственными глазами; мне была дарована полная свобода передвижения, но в пределах улиц и разрешенной скорости. Признаки наличия собственного тела не тревожили меня вплоть до августа 1915 года. Слово тревожили я употребляю намеренно, поскольку первая фаза восприятия своего тела в сновидениях была связана с абстрактным, нескончаемым ужасом. В течение некоторого времени во сне я старался не смотреть на свою телесную оболочку, и я помню, сколь рад был полному отсутствию зеркал в причудливых залах. Больше всего меня беспокоило то, что на столы высотой не менее чем в десять футов я смотрел сверху, а не снизу.
Однако патологическое искушение все сильнее завладевало мной, и в одну из ночей я более не мог ему противиться. Вначале я не смог ничего разглядеть. Мгновение спустя я осознал, что причиной тому была невероятная длина моей шеи, несущей голову. Втянув ее и взглянув строго вниз, я увидел чешуйчатое, складчатое, переливчатое коническое тело десяти футов в ширину и высоту. Именно тогда я разбудил половину Аркхэма безумным воплем, вырвавшись из плена видений.
Лишь спустя несколько недель кошмарных повторных попыток я сумел наполовину смириться со своим чудовищным обликом. Обретя тело, в своих снах я передвигался среди незнакомых мне существ, листая ужасные книги, стоявшие на полках, которым не было конца, и часами писал за огромными столами при помощи пера, сжимаемого зелеными щупальцами, свисавшими с моей головы. Память моя сохранила обрывки прочитанного и записанного. То были немыслимые хроники иных миров и вселенных и сведения о бесформенной жизни вне вселенских пределов. Я помню сказания о странных существах, населявших мир в давно позабытом прошлом, и пугающие записи об уродливых, наделенных разумом тварях, что придут на смену вымершему человечеству миллионы лет спустя. Мне открылись тайны человеческой истории – те, о которых не мог помыслить ни один из современных ученых. Большинство записей было сделано при помощи иероглифов, которые я изучил при помощи гудящих машин – этот язык был агглютинативным, и корневая система его была отличной от любого из человеческих. Тома, в которых я не знал ни слова, я изучал с использованием тех же аппаратов. Крайне редко мне встречались книги на знакомых языках. Немалую помощь мне оказали необычайно искусные иллюстрации, попадавшиеся в тексте или бывшие частью отдельных альбомов. Также я постоянно работал над историей своего времени на английском языке. После пробуждения я помнил лишь бессмысленные обрывки незнакомых языков, изученных мной во снах, но цельные фрагменты истории не исчезли из моей памяти.
Еще до того как мое вновь обретенное «я» узнало о древних мифах, что, без сомнений, служили причиной видений, я узнал, что окружавшие меня создания принадлежали к величайшей из населявших землю рас, познавшей тайны времени и пославшей свой разум на разведку в каждую из земных эпох. Также я знал, что был пленником в то время, как иной разум управлял моим телом, и что некоторые из созданий также были носителями вытесненных сознаний. Я общался с этими изгнанниками изо всех уголков Солнечной системы на странном языке, используя свои клешни.
Я говорил с жителем планеты, известной нам под именем Венера, разумом из времен, отстоящих от нас на бессчетные годы, и с обитателем одной из лун Юпитера, жившим за шесть миллионов лет до нашей эры. Из земных разумов я встречался с крылатым, звездоголовым, полурастительным обитателем Антарктики времен палеогена; другой был из народа рептилий сказочной Валусии; третий принадлежал к покрытым шерстью дочеловеческим гиперборейцам, поклонявшимся Цатоггуа; еще один был из омерзительных Тчо-Тчо; двое были арахнидами, обитавшими на Земле в последние годы ее существования; пятеро – панцирными жесткокрылыми, что пришли на смену людям, в тела которых однажды Великая Раса, столкнувшись с ужасной опасностью, переместит наиболее достойные из своих умов; остальные пленники были людьми из разных эпох.
