Но… ведь они и так мои? Или нет?
Я узнавала и не узнавала их. Некоторые полотна поистине выглядели шедеврально. Я не могла нарисовать что-то подобное сейчас. Но я узнавала в них свою руку, какие-то отдаленные зарисовки, совершенства которых я могла бы достичь со временем, с опытом. Если бы продолжала рисовать…
На каждой из картин, представленных на выставке, в правом нижнем углу стояла подпись. Она состояла из моих инициалов – две прописные буквы «КК», искусно переплетённые между собой. В реальной жизни я ещё не доросла до того, чтобы подписывать свои работы. Но здесь я уже была готова принимать овации, восторженные отзывы и греться в лучах начинающейся славы. Я точно знала, что моя выставка получит ошеломляющий успех.
Стоило только додумать эту мысль, как зал тут же наполнился и запестрил разномастной публикой. Дамы были сплошь в вечерних туалетах, дополняемых сверкающими драгоценностями, и благоухали как майские розы. Они были похожи на звонко щебечущих птиц, наперебой восторгающиеся картинами и требуя внимания своих спутников. Мужчины в строгих костюмах или даже смокингах были более сдержанными в своих эмоциях, чинно расхаживая туда и обратно. Все они, и мужчины и женщины, не забывали при этом угощаться предложенными напитками и закусками.
Я воплощала собой само радушие и гостеприимство, благосклонно принимая поздравления и купаясь в комплиментах. В душе было сплошное ликование и эйфория.
Так продолжалось ровно до того момента, пока один из гостей вдруг громко и почти истерично не закричал во весь голос:
– Да она же шарлатанка!!!
Я вздрогнула и обернулась на крик, краем глаза замечая происходящие вокруг перемены.
Все находящиеся в зале люди на секунду оцепенели и замолчали. Головы их, как и моя, были повернуты в сторону большого статного мужчины с бакенбардами, который выкрикнул странную фразу и сейчас стоял в центре всеобщего внимания. Он поднял правую руку и указательным пальцем показал на одну из картин, висевшую почти у выхода. Рядом стоящая женщина тут же громко вскрикнула и прижала ладонь к своим пухлым губам. Это было похоже на какую-то дешёвую киношную сцену, не хватало только обморока и нелепых реплик окружающих. Вокруг пресловутой картины уже начал образовываться круг любопытных зевак, которые начали перешёптываться и бросать на меня косые, настороженные и даже уничижающие взгляды.
Я почувствовала, как во мне закипает жгучая злость.
Да что там такое, в самом деле?
Подхватив край длинного платья, чтобы случайно не запутаться в нём в самый неподходящий момент, я решительно двинулась сквозь толпу, которая поспешно расступилась под моим натиском.
Недовольно блеснув глазами в сторону поднявшего крик мужчины, я прошествовала к дальней картине и взглянула на полотно. Оно было абсолютно… белым. Девственно чистый лист, вставленный в раму, которого никогда не касалась кисть или хотя бы карандаш. Мне захотелось почти также ахнуть и прикрыть рот рукой как недавняя дама, но я не могла позволить себе такое роскоши.
– Господа, здесь какое-то недоразумение, – произнесла я громко. – Наверное, организаторы допустили досадную ошибку.
– А как вы объясните это? – услышала я возмущенный голос совсем из другого конца зала. – В этом тоже виноваты не вы, а организаторы?
Почти бегом я бросилась на возмущенный возглас, чтобы увидеть ещё одну пустую картину. А затем ещё и ещё. Возмущенная толпа, уже не стесняясь в выражениях, тыкала меня носом в новые и новые «пропажи».
– Как вам не стыдно?
– Обманщица!
– Мошенница!
– Лгунья!
Лица людей смешались в одну злую гримасу и продолжали извергать ругательства. Толпа наступала и неистовствовала всё сильнее. Я почувствовала, как несколько раз меня толкнули совсем не случайно, а кто-то даже больно ущипнул за правый бок.
– Я ничего не понимаю, – лепетала я сквозь какофонию из брани и криков. – Вы же видели мои картины! Они только что были здесь!
– Ничего мы не видели! – возмущались люди сильнее прежнего.
– Да ты хотя бы умеешь рисовать?!
– Лентяйка! Хоть бы какую-то размазню выставила! Но ты и в этом поленилась!
Я отступала так долго, сколько могла. Наконец спина уперлась в дверь, через которую я попала в этот зал, но она по-прежнему была заперта. Я на мгновение зажмурила глаза, но довольно быстро поняла, что так ожидать своей участи ещё страшнее. Почему-то тот факт, что всё происходящее со мной всего лишь «проделки» Лабиринта, не давал никакого облегчения. Всё, как и в прошлые разы, было слишком осязаемым и реальным.
И вот, когда разъяренная толпа была уже так близко, что я могла своей кожей ощутить разгорячённость тел наступающих, я вдруг подняла голову вверх и обомлела. Все мои шедевры, все до единого, каким-то образом разместились на потолке и представляли собой разноцветный ковёр из рисунков.
На глазах выступили слёзы, которые я не могла объяснить даже себе. То ли это были слёзы радости, то ли облегчения. Я часто-часто заморгала, и вот уже первая слеза пеленой заволокла видимость. Краски на потолке вдруг начали смешиваться, размазывая все имеющиеся рисунки и объединяя их в одно разноцветное пятно.
Пятно стало опускаться, приобретая выпуклость шара и поглощая в себя надвигающуюся толпу недовольных. Тонкая пленка с плавающими по ней разноцветными разводами теперь напоминала гигантский мыльный пузырь, который охватил весь зал целиком, кроме меня одной, испуганно жмущейся к запертой двери.
Люди же как будто не замечали происходящие вокруг них метаморфозы, продолжая упрямо двигаться вперёд. Первые из них уперлись в преграду ладонями, и она растянулась под их натиском, но удержала. Лица под мыльной плёнкой вытягивались в жуткие карикатуры, иногда мало похожие на человеческие, и постоянно менялись. Теперь надвигающаяся толпа напоминала мне тупых и бездушных зомби.
Я зажмурила глаза и громко завизжала:
– Хватит, хватит! Я поняла!
От криков или от того, что шар достиг своих предельных размеров, мыльный пузырь лопнул, разлетевшись на тысячи скользких брызг.
Я открыла глаза и увидела, что зал абсолютно пуст. В нём не было не только ни души, но и не предмета. Голый потолок, голый стены и только множество мелких лужиц на полу.
Я стояла в своём праздничном платье, которое было мокрое насквозь и неприятно липло к телу. Скользкие дорожки стекали по моим руками и ногам, образуя подо мной довольно объемную лужу.
– Я поняла, – снова произнесла я в образовавшуюся пустоту. – Я больше никогда не предам свою мечту. Никогда.
Дверь за моей спиной щёлкнула и открылась.
Глава 8
Хлам
На негнущихся ногах я вышла в Общий коридор и аккуратно прикрыла за собой дверь. Постояла, прислонившись к стене, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Обувь и одежда на мне снова волшебным образом поменялись на привычные, а главное, сухие.
