Позже наиболее понравившиеся наброски я доводила до готового рисунка. Важно было ухватить само мгновение, душу рисунка! А потом уже можно было не спеша переносить его на альбомный лист. На кончик моего карандаша попадали самые разные объекты и истории. Помню, в моей комнате была отведена целая полка в шкафу, на которую я складывала свои любимые работы.
А самое главное, что моя любовь к живописи неожиданно оказалась взаимной. Мама сразу поняла, что я рисую не просто так, но весьма талантливо. Поэтому в первый год после нашего переезда в Нью-Йорк, помимо прочего, следовало также решить вопрос, где я буду продолжать учиться художественному ремеслу.
Такой огромный город как Нью-Йорк мог открыть мне поистине колоссальные возможности и перспективы. Именно здесь при должном упорстве и везении я, в конце концов, могла осуществить свою мечту – стать известным художником, выставлять свои картины в галереях и однажды открыть свою собственную.
Мама предлагала мне различные варианты, но каждый раз я находила причину для того, чтобы отказаться и поискать что-то ещё. Сейчас я понимаю, что таким образом просто пыталась отсрочить неизбежное. Я не хотела привязываться чем-то столь важным для меня в нелюбимом городе. Где-то внутри меня продолжала идти борьба с обстоятельствами. Полностью наладить здесь жизнь, обзавестись новыми связями и укорениться, означало для меня сдаться.
*****
На двери моей комнаты всегда висело небольшое круглое зеркало. Не помню, откуда оно взялось. Наверное, осталось от прежних квартиросъемщиков, по крайней мере, в Вермонте у нас такого точно не было.
Чаще всего перед выходом в школу я видела в нем свой угрюмый взгляд. Иногда показывала язык. Но случались и такие светлые моменты, когда я подмигивала, либо просто улыбалась своему отражению.
Сегодня же я смотрела на своё лицо с каким-то странным чувством. Будто бы впервые увидела его со стороны.
У меня ничем не примечательная внешность. Наверное, я родилась похожей на своего отца, ведь от мамы мне не досталось ничего выдающегося. Волосы длинные, ниже плеч, слега волнистые и отливающие рыжиной. Лоб открытый, губы пухлые. На носу несколько мелких веснушек. Единственное, что заслуживает хоть какого-то внимания, так это глаза.
Глаза у меня большие, красивые. Люблю подчёркивать их насыщенный голубой цвет своим любимым свитером. Ресницы темные и густые. Поэтому я никогда не крашусь. Пробовала как-то раз, но не заметила особой разницы. Наверное, если бы я чаще хлопала своими ресницами и попрактиковалась в умении строить глазки, то имела бы успех у мальчишек. Но беда в том, что чаще всего я смотрю себе под ноги.
А лицо всё-таки интересное. Нет, правда. Я бы такое нарисовала. В прошлой жизни…
Я собрала лежащие на столе листочки в аккуратную кучку и посмотрела на них ещё одним задумчивым взглядом. А затем сделал то, что всегда делала, обнаружив маминых «подкидышей» – одним махом смела всё это со стола в мусорную корзину.
Глава 4
Луиза
– Сегодня, Кэтти! Ты слышишь? Это случиться уже сегодня! – Воскресный день начался с того, что Луиза ворвалась в мою комнату подобно торнадо и тем самым ввела меня в легкий ступор.
Начнем с того, что Луиза Миллер, как истинная немка, вообще редко проявляет свои эмоции. Она считает, что сдержанность, хорошие манеры и чувство собственного достоинства делают её особенной в сравнении со «стадом тупоголовых овец», которые «заполонили нашу школу».
Однажды я со смехом сказала ей, что холодность и высокомерие гораздо больше подходят для описания её поведения. В ответ на эти слова Луиза посмотрела на меня как на ничтожное насекомое и царственно бросила в мою сторону единственную реплику: «Пусть так». После чего моя большая подушка прилетела ей точно в голову, растрепав тщательно уложенную прическу.
Миллеры переехали в Нью-Йорк три года назад. Так мы стали соседями. Но я не выбирала Луизу себе в подруги. Это сделала она. Однажды она появилась в нашем дворе и некоторое время, сидя на качели, наблюдала за мной и Крисом. Мы как раз вынесли прикорм для Лори – беспородной дворовой собаки, которая периодически появлялась то тут, то там. Когда все лакомства были скормлены, я услышала прямо над своим ухом:
– У нас дома есть очень дорогой и вкусный сыр. Я уверена, что эта псина его заценит.
Мы с Крисом синхронно повернули голову и увидели тощую девчонку с очень светлыми волосами и бледно-голубыми глазами. Ресницы и брови у неё тоже были совсем светлые, и заметить их можно было, лишь специально приглядевшись.
Сейчас, когда мы уже достаточно крепко сдружились, я могу позволить себе сказать Луизе что-то типа этого: «Кажется, Бог, создавая тебя, сделал только наброски. А вот раскрасить забыл». Подруга давно не обижается на мои шуточки. Максимум, что она может сделать, это презрительно фыркнуть в ответ и еще выше задрать свой острый носик.
На самом деле, позже я признала очевидное преимущество Луизы в подобной внешности. Ведь, по сути, ей можно было заново нарисовать любое лицо. Что она иногда и делала. Её эксперименты в макияже порой впечатляли, удивляли и даже обескураживали.
Надо сказать, что Луиза всегда была просто помешана на своей внешности. Она тщательно следила за модой, одевалась только в брендовые вещи и постоянно сидела на какой-то новой диете.
– Лу, ты хочешь исчезнуть? – спрашивала я, наблюдая, как подруга в который раз отказывает себе в калорийном десерте – Куда тебе худеть? Ты и так тощая как палка!
– Завидуй молча, – неизменно отвечала та и углублялась в какой-нибудь новый модный журнал за очередным советом по красоте.
Если бы кто-то раньше сказал мне, что я и Луиза Миллер однажды станем подругами, я бы ни за что не поверила. Слишком уж разными мы с ней были. Разные типажи, характеры, взгляды на мир.
Но тогда, три года назад, когда я впервые увидела её в нашем дворе, деловито предлагающую скормить Лори свой дорогой сыр, я потянулась к ней всем своим существом. Крис Эванс был прекрасным другом, моей опорой, отдушиной и много чем ещё, но в первую очередь он был мальчишкой. Мне же вот-вот должно было исполниться тринадцать, и в этом возрасте мне очень не хватало именно подруги.
– Пойдем, я покажу тебе, нашу новую квартиру. Мы недавно переехали, вон в тот дом. – Луиза протянула мне руку и замерла в ожидании. Криса она как будто не замечала.
Я оглянулась на друга, не зная как поступить.
– Сходи, Кэт. Тебе же хочется. – Крис пожал плечами и отошел в сторону. – А я побуду с Лори. Вы же вернетесь?
– Конечно, – легко ответила я и, взяв Луизу за руку, впервые отправилась к ней в гости.
Хельга и Йохан Миллеры, родители Луизы, оказались очень приятными людьми. Вскоре выяснилось, что они мигрировали из Германии в Штаты, когда Луизе было всего три месяца. Об этих событиях она, разумеется, не помнила так же, как и не знала некоторых оставшихся на родине родственников. Да и язык предков, честно говоря, давался ей с огромным трудом. Но все эти факты не мешали Луизе при знакомстве с новыми людьми ссылаться на свои немецкие корни. Думаю, ей просто нравилось представлять себя только что прибывшей иностранкой, интересной и загадочной для окружающих. Даже если это было не так.
