Искупил ли он наконец тот грех? Вот Кристина и даст ему ответ. Только ее чистота имела на это право. И только ей он мог поверить.
— Я не знаю, кто это был, откуда он взялся и куда после этого делся, — наконец подошел к концу своего рассказа Сантьяго и выжидающе посмотрел на Кристину. — Цыгане в Нидо-эн-Рока так и не появились: говорили, что они в тот же день снялись с места и покинули Эленсию. А когда погиб король, и нас с Алехо отправили за границу. Он с тех пор ни разу не встречался с матерью, даже во время отпусков останавливаясь в доме падре Овидио. Матильда уверена, что он злится на нее. А я так и не набрался смелости объяснить ей истинную причину…
Кристина вздохнула и отвела глаза. И это, наверное, можно было считать приговором.
— Вы, конечно, не спрашивали моего мнения, Сантьяго, — совсем уже необнадеживающе проговорила она, — но мне кажется, что сеньоре Луго и не стоит знать о том вашем проступке. С тех пор много воды утекло, а вы с Алехо не только раскаялись, но и исправили содеянное. К чему теперь ворошигь прошлое и причинять ей боль? Лучше уговорите своего молочного брата наконец помириться с матерью: тогда и они простят себе былое непонимание, и вы избавитесь от своего чувства вины.
Сантьяго хмыкнул: признаться, последнее, чего он ожидал, это подобной совет.
— Вас заботкгг Матильда? — не зная, что и думать, поинтересовался он. Кристина вскинула брови, словно удивляясь нелепости его вопроса.
— Меня заботиге вы, Сантьяго! — без обиняков ответила она. — Я вижу, что вас грызет эта история и что вы не можете себе ее простить. А я не знаю, чем вам помочь, — даже если вы в моей помощи и не нуждаетесь.
Сантьяго выдержал ее взгляд, желая убедиться, что правильно ее понимает.
— А вы считаете, что это можно простить, Кристина? Теперь, зная все, скажите мне как совесть: имею я право оставить это преступление в прошлом и вздохнуть полной грудью? Или подобные грехи все же неискупимы?
До ограды, окружавшей Нидо-эн-Рока, оставалась пара сотен шагов, и Кристина остановилась, очевидно желая закончигь разговор до того, как они войдут внутрь.
Сантьяго задержался возле нее и перестал прожигать ее взглядом, понимая, что слишком многого от нее требует. Что Кристина должна ему ответить? Пожалеть и сказать то, что он так жаждал услышать? Пойти против совести и после мучигься из- за него угрызениями? Ей и так пришлось разочароваться в его непогрешимости, но Сантьяго хотел, чтобы она знала, каков он на самом деле. Потому что ее восхищение медленно, но верно сводило с ума, а он слишком хорошо понимал, что не заслуживает его. Что просто отдает долги, не имеющие к Кристине никакого отношения, и должен предупредить ее об этом.
Зачем же после выпрашивал прощение? Не для того ли, чтобы когда-нибудь снова увидеть это самое безоговорочное восхищение в ее глазах? Потому что слаще него ничего на свете попросту не было?
— Боюсь, не мне судить вас, Сантьяго, — опустила голову Кристина, выбрав, как поначалу показалось, самый простой путь. Но продолжение заставило его отказаться от этой мысли. — Я не гожусь на роль совести и не хочу оставлягь вас в заблуждении, что достойна такой чести. Я тоже… начудила в своей жизни… Быть может, еще сильнее, чем вы.
Он удивленно вскинул брови, но удержал собственное недоверие. Кристина терпеливо выслушала его, и, если теперь наступила его очередь, он не мог ее подвести.
— Кажется, сейчас самое время избавиться от этого груза, — как можно мягче предложил он. — Быть может, вдвоем нам это лучше удастся, чем поодиночке?
Теперь уже Кристина бросила на него быстрый взгляд и тут же перевела его на ноги. Потом неожиданно наклонилась, обхватила Хуго за голову и взлохматила его короткую шерсть, словно собираясь с духом. Весь ее вид говорил о том, что она не хочет ни с кем делиться своей историей, но Сантьяго продолжал ждать, каким-то шестым чувством понимая, что ей это необходимо.
И оказался вознагражден за терпение.
— Это глупо все, Сантьяго, и я не думаю… — начала было она и тут же запнулась. Помолчала, подбирая слова. — Это моя забота — к чему она вам? Разве что — чтобы понять, почему я отказываюсь судить вас, и не держать на меня обиды?
— Пусть так, — согласился он, и Кристина глубоко вздохнула. Нелегко рвать сердце, это Сантьяго знал по себе. Но сейчас, после собственной исповеди, он наконец чувствовал себя освобожденным от столько лет терзавшей вины и хотел, чтобы и Кристина перестала мучиться неведомым раскаянием.
— Это было… за год до смерти бабушки, — наконец глухо заговорила она, и Хуго неожиданно сел рядом с ней, глядя так преданно, словно рассказывала свою историю она ему. Впрочем, возможно, так оно и было? И именно пес сподвиг ее открыть душу? И именно ему она ее открывала? — Мы поехали с ней в столицу на осеннюю ярмарку, — сглотнула между тем Кристина и принялась гладить свою собаку, по-прежнему ища утешение у нее, а не у Сантьяго. Он недовольно мотнул головой, но промолчал. — Я сейчас уже и не вспомню, что именно она тогда отказалась мне купить: мы всегда были небогаты, а я всегда хотела что-то особенное. Обычно бабушка подкапливала деньги к ярмарке, но в тот год… В общем, неважно. У бабушки были причины не тратигь деньги на ненужные вещи, а я не хотела этих причин признавать. И попросту сбежала от нее. В столичной толпе легко затеряться, а я, едва вырвавшись из-под бабушкиной опеки, бежала не оборачиваясь. Заходилась обидой и оправдывала себя уверениями, что меня никто не любит и я никому не нужна. И искренне желала, чтобы бабушка хорошенько поволновалась и поняла, что я заслуживаю лучшего к себе отношения. И мое желание сбылось.
Ее голос дрогнул, и плечи дрогнули следом, и Сантьяго понял, что она готова расплакаться. Вот черт, да не в день же рождения, обрекая целый год на несчастья и печали! И дернула же его нелегкая заговорить об этом именно сегодня!
Но отступать было поздно.
— Каждый второй ребенок, Кристина, убегает из дома, чтобы наказать родигелей за невнимание, — мягко проговорил он. — А вам его действигельно недоставало.
— Вот именно! — неожиданно зло оборвала она его и повернулась к нему лицом, не желая больше прятаться. — Мне не хватало родительской любви, но не бабушка была тому виной! Она отдала мне всю свою заботу и всю свою любовь, а я…
— А вы были ребенком, Кристина, который видит мир иначе, чем она, — сделал Сантьяго еще одну попытку обелить ее поведение. — И нет ничего странного в том, что вы расстроились, когда ваши надежды не оправдались…
Однако она мотнула головой, снова вынудив его замолчать.
— Я просто была злым и эгоистичным ребенком! — отрезала она. — Безмерно избалованным бабушкой, у которой осталась одна. И за эту свою приязнь ко мне она и погтпатилась! Я ведь и не подумала возвращаться к ней на той ярмарке. Забрала Хильду и ушла домой, в Патио-верде. Я хорошо знала дорогу и не боялась, что заблужусь. А вот бабушка по-прежнему считала меня маленькой девочкой и… — тут голос ее перехватило, и сама Кристина стиснула руки у груди, заново переживая самую страшную ночь в своей жизни. Когда вечером бабушка не возвратилась, она еще храбрилась. Но когда ночью, проснувшись, она не обнаружила ее в постели, начала осознавать, что натворила. Вспомнила, как однажды в лесу потеряла Хильду и как переживала, пока не могла ее найти, и поняла, что должна была чувствовать бабушка, оставшись без нее в большом городе, не зная, что могло с внучкой случиться и жива ли она вообще. С трудом дождалась рассвета, чтобы бежать обратно, в столицу, и уже у ограды столкнулась с вернувшейся бабушкой. Но как же она изменилась за ту ночь! — Словно постарела на двадцать лет, — бесцветным голосом заканчивала свой рассказ Кристина. — Даже после смерти дедушки она не менялась так разительно. Она ни слова мне не сказала, только обняла и расплакалась. Не знаю, слышала ли она мои просьбы о прощении и обещания, что такого больше не повторится, но с того самого дня она начала болеть. Слабела и угасала, хоть и старалась не показывать своей слабости. Ни разу она не напомнила мне о моем отвратительном поступке и никому о нем не рассказала. Так и умерла с этой нашей тайной, а я…
