Пару недель назад Милагрос тут разрыдалась бы от обиды и бессилия, а сегодня только стиснула до боли кулаки и удержала слезы.
Кристина покачала головой.
— И ты не объяснила, откуда она взялась? — сочувствующе спросила она. Милагрос бросила на нее подозрительный взгляд, однако Кристина не собиралась выпытывать эту ее тайну, и Милагрос быстро жалобно всхлипнула.
— Я… не смогла… — пробормотала она. — Видели бы вы взгляд Бино! Он… Я столько презрения даже от сеньоры Луго не чувствовала! А потом еще Фино начал говорить, что теперь понятно, почему Бино ко мне приклеился, что мы с ним одного поля ягоды, что отец не случайно так в Бино разочаровался, что матушка их умрет с горя, когда узнает… В общем, я дальше не слушала, сеньора. Развернулась и убежала. Проплутала два часа по местным улочкам, а потом, когда часы бить начали, вернулась на берег. Там, конечно, ни Фино, ни Бино уже не было. Только вы. Я не хотела вам рассказывать: вы и так все время меня жалеете и утешаете, а я обещала вам, что буду сильной. Не хочу еще и вас разочаровывать!
Кристина только сейчас поняла, что они с Милагрос неспешно идут по главной улице и в своих горестях не обращают внимания ни на яркие афиши, ни на громкоголосых зазывал.
— Быть сильной вовсе не означает быть бесчувственной, Милагрос, — мягко объяснила она. — И я не осужу тебя за подобные переживания. Я только не могу поверить, что Бино…
Да, нашумевшая несколько лет назад история одного из братьев Кастро была весьма темной и столь же неприятной, и Кристина, вспомнив о ней, ничуть не удивилась словам Фино о разочаровании их отца. Вот только вряд ли Кристина имела право рассказывать ее девушке, к которой Бино проявлял интерес — особенно в том ее виде, в котором та ходила по владениям Даэронов. Бино тогда отказался извиняться, а ведь речь шла — ни много ни мало — о клевете на деревенского старосту, и каралась подобная ересь весьма сурово. Но Бино предпочел быть прилюдно выпоротым, однако не отказался от своих бездоказательных обвинений в адрес старосты, который, будучи всеми уважаемым человеком, никак не мог воровать баранов из деревенского стада. Все были уверены, что Бино сам потерял их, когда гонял в горы, а семье Кастро еще долго потом припоминали эту историю и не желали иметь с ними дело. Лишь пришедшая в Горнасо с королевскими гвардейцами общая беда позволила всем снова объединиться, а Сантьяго, забрав братьев во дворец, и вовсе дал Бино возможность начать жизнь с чистого листа. И Бино, разумеется, не рассчигывал, что в этой новой жизни кто-то всколыхнет его прошлое и снова вынудит его оправдываться. Нет уж, если захочет, расскажет все Милагрос сам. А потому Кристина лишь покачала головой в ответ на взволнованный взгляд своей подопечной и, чтобы закрыть эту тему, направилась к небольшому магазинчику, вигрины которого пестрели лентами и украшениями. Милагрос послушно последовала за ней, хотя на лице ее читалось явное нежелание прерывать разговор даже ради покупок.
Но Кристина верно выбрала лавку, и очень скоро глаза у Милагрос восхищенно заблестели, а руки сами потянулись потрогать кружева и гладкий атлас, которые столь щедро предлагала им оценить лавочница. А еще через пару минут Милагрос подала голос.
— Вам очень пойдут вот эти ленты, сеньора. А такую мантилью если к вашему красному платью — сеньор герцог глаз с вас не сведет!
Не чуждая любопытству, Кристина подошла к прилавку и поймала заинтересованный взгляд лавочницы — немолодой грузной сеньоры, смотревшейся совершенно чужеродно среди всей этой красоты и изящества.
— У вашей девочки недурной вкус, сеньора, — заявила она. — Я бы даже сказала, отменный. Кружево-то с виду совсем непримечательное. А вот взглянула на вас, сеньора, и вижу, как хорошо оно вам будет, а мне стоит верить. Я ведь когда-то при дворе служила: ее величество очень мои украшения любила. Это уж потом, когда ее величество богу душу отдали… и я оказалась не нужна. Торгую вот теперь себе потихоньку, да по привычке и отмечаю, кто что берет да угадывает ли с предпочтениями. Мало, конечно, кто сочтет нужным меня послушать: что там торговка понимает? Но я дурного не замышляю, сеньора, и залежалый товар продать поскорее не стремлюсь. Удивилась просто: девочка-то юная совсем; в таком возрасте и весьма высокородные сеньориты безвкусием грешат. А ну-ка, милая, — обратилась она к ошеломленной ее словами Милагрос, — попробуй мне что-нибудь подобрать. Это дело посложнее, чем госпожу твою приукрасить. Но, мне кажется, у тебя получигся.
Милагрос обернулась к Кристине, то ли спрашивая у нее позволения, то ли ища поддержки, и Кристина кивнула и улыбнулась. Подобно лавочнице она ничуть не сомневалась, что Милагрос выполнит эту задачу с честью, и спустя несколько минут убедилась, что не ошиблась.
— Вот, сеньора, — проговорила та, подавая новой знакомой гребень и очень легкое черное кружево. Кристине показалось, что Милагрос и от нее ждет ободрения, однако она склонила голову набок и изучающе свела брови. — Только волосы вам надо по-другому уложить. У вас богатые косы, но вы напрасно так пренебрежительно с ними обращаетесь. Если приподнять и вот здесь, на затылке, подколоть…
Сеньора Сабалете, как уже успела представиться владелица лавки, слушала Милагрос с огромным интересом и ничуть не меньшей доброжелательностью. А когда та закончила, чуть лукаво улыбнулась.
— А сделать сумеешь? — с легким вызовом спросила она. Милагрос без единого сомнения кивнула, однако тут же снова полуиспуганно посмотрела на Кристину: разрешиг ли она? Однако сеньора Сабалете предупредила Кристинин ответ: — Вы позволите, сеньора? — душевно попросила она. — А уж я отблагодарю, можете не сомневаться.
Кристина повела плечами.
— Я буду рада, если вы с Милагрос сумеете друг другу угодить, — сказала она. — Мне же не надо никакой благодарности, лишь возможность укрыться от полуденной жары и отдохнуть перед праздником.
Кристина знала, что почти каждый обладатель дома на главной столичной улице сдавал комнаты для приезжих, и сеньора Сабалете не стала исключением.
Немедленно она проводила Кристину в небольшую, но очень чистую и уютную комнату на втором этаже с теневой стороны и пообещала прислать дочь, чтобы «сеньора Веларде могла распорядиться насчет обеда». Кристина не чувствовала голода, однако возражать не стала: раз уж все так хорошо складывалось, к чему было идти против божьей воли?
Напоследок сеньора Сабалете поинтересовалась, Милагрос ли укладывала сегодня волосы Кристине, и, получив положительный ответ, удалилась в явном удовольствии. Кристина с улыбкой посмотрела на закрывшуюся за ней дверь и, еще раз порадовавшись тому, как удачно она выбрала сегодня магазинчик, позволила себе присесть на кровать. Дышалось в комнате после уличного зноя вполне привольно, что позволило Кристине привести мысли в порядок и подумать над тем, что рассказал ей Сантьяго, и над тем, как теперь добиться правды от Милагрос. Помирягся они с Бино или нет, тот явно не станет рисковать, напрашиваясь на новую ссору даже ради просьбы герцога Веларде, а значит, рассчитывать на него больше не приходилось. А какие у Кристины еще оставались возможности? Или Милагрос права и ее тайна ничем не способна помочь в том деле, за которое взялся Сантьяго? Кристина так и не сумела решить, в чем Милагрос стоило верить, а в чем следовало усомниться. На ее запястье стояла отметина клеветницы, и даже историю ее появления Милагрос отказывалась рассказывать. Не слишком ли много тайн хранила эта девочка? И стоило ли на самом деле Кристине пыгаться в них проникнуть?
