Эстер смотрела на Алехо огромными перепуганными глазами, в которых читался не один десяток вопросов, однако она молчала, именно от него ожидая первого слова.
Не чета избалованным светским барышням.
— Вы знакомы? — так и не придумав ничего дельного, поинтересовался он. Эстер с падре Овидио переглянулись, и она наконец забормотала:
— Вы не заметили меня, сеньор, в коридоре… To есть, и не обязаны, конечно, были после всего произошедшего. А падре заволновался за вас, но устал очень, вот и попросил меня помочь. Ну и имя спросил, а я назвала…
Алехо улыбнулся — кажется, впервые с того момента, как увидел окровавленного Сантьяго. У Эстерситы было замечательное умение возвращать ему спокойствие и уверенность в себе. И вроде бы ничего особенного она не говорила, но Алехо слушал ее голос — и отдыхал душой.
— Вы сами уже почти сутки на ногах, Эстерсита, — ласково проговорил он, осознав, сколько сейчас времени и как рано она поднимается. — А на рассвете снова на работу.
Она замотала головой, прерывая его.
— Это ничего, я совсем не устала! — заверила она. — Хотите я принесу вам что-нибудь с кухни: мама наверняка оставила одно-другое лакомство? Вам… надо сейчас что-нибудь вкусное, сеньор! Поверьте, после этого сразу станет легче дышать!
Алехо снова улыбнулся, отметив про себя, что она в чем-то права. Но ему сейчас было не до сладостей. У него имелась в распоряжении всего одна ночь, и он должен был потратить ее с пользой.
— Буду благодарен, если вы найдете, чем накормить падре Овидио, — мягко возразил он. — А я сейчас распоряжусь, чтобы ему нашли свободную комнату. Пока что у меня еще имеется такая власть.
Эстер кивнула и, договорившись о месте встречи, бегом отправилась на кухню. Алехо помог падре Овидио спуститься вниз и лишь потом протянул ему конверт с письмом Кристины.
— Теперь вы лучший почтальон, чем я, — невесело проговорил он. — Я договорюсь с доктором Монкайо, чтобы вас позвали к Сантьяго сразу, как только он придет в себя. Сам же, боюсь, до этого момента могу не дотянуть. Перла — королевская фаворитка, и вряд ли его величеству понравится мое с ней обращение.
Падре Овидио сжал его руку.
— Да простит меня Господь за такие слова, Алехо, но я не сомневаюсь, что у тебя была для подобного поведения весомая причина, — проговорил он. — У тебя чистая и благородная душа, и это душа пусть не ангела, но уж точно не демона. И послушай, что я тебе скажу, Алехо. Я всегда учил тебя смирению и принятию той судьбы, какую задумал для нас Господь Бог. Но он не может желать тебе гибели. Иначе ни за что не подарил бы тебе сеньориту Флорес.
Алехо усмехнулся: падре Овидио умел найти нужные слова. А еще он всегда был чертовски проницателен.
— Вы просто сгарый сводник, падре, — весело произнес он. — Не успели женить Сантьяго, взялись за меня. Но я крепкий орешек, просто так не дамся.
Падре Овидио покачал головой.
— Вы не орешки, вы желуди! — заявил он. — Погрязшие в гордыне молодые дубы, не желающие видеть дальше своего носа. Уж как я обрадовался, когда Сантьяго молодую жену в дом привел. Думал, остепенится, оставит эту пагубную идею, стоившую его батюшке жизни. А он жену на следующий же день бросил — и за старое. И видишь, к чему это привело? Разве случилась бы такая беда, будь он дома? И сеньоре Веларде не пришлось бы нынче столько ужасов вынести: уж Сантьяго сумел бы защитить ее от этих нехристей! Человеку не зря семья дается: в ней вся его сила и все его счастье. Так что, Алехо…
— Каких посягательств? — не понял он: кажется, вручая ему письмо, падре Овидио ни о чем подобном не упоминал. В груди снова стало вязко от нехорошего предчувствия: неужели этот день еще не исчерпал свои беды?
Падре Овидио горестно вздохнул, замораживая еще сильнее. Если с Кристиной произошло несчастье, Сантьяго никогда себе этого не простит. Никто из них себе этого не простит.
Господи, помилуй!
— Сильно обидеть сеньору эти ироды пытались, — с глубоким осуждением сказал падре Овидио, но слово «пытались» позволило Алехо вздохнуть. — Хотели заклеймить ее непотребным словом за то, что она замысел их раскрыла. Только чудом и удалось спастись. Я всех подробностей не знаю, мне Милагрос впопыхах об этом поведала; у сеньоры я бы ни за что сам не стал спрашивать. В общем, прошло, конечно, то время, когда я наставлял вас с Сантьяго на путь истинный — и когда вы меня слушались, но я все же скажу. Вы взялись за хорошее, нужное дело, но те жертвы, что вы готовы принести на пути к цели, боюсь, не стоят конечного результата. Нельзя считать одну жизнь более ценной, чем другую, а именно так вы с Сантьяго и поступаете, не жалея не только себя, но и других, совсем уже невинных людей. Предполагаю, что не все так очевидно с браком Сантьяго, иначе он не стал бы устраивать эту поспешную тайную свадьбу. Но спустя три месяца, что я имею радость знать сеньору Веларде, я могу сказать о ней только хорошее и попенять Сантьяго за пренебрежение подобным человеком. Однажды он поймет, как был не прав в этом своем выборе, и я каждый день молюсь, чтобы это не произошло слишком поздно.
Алехо промолчал, не зная, что ответить на подобную отповедь. Невозможно было объяснить, почему падре Овидио именно ему решил высказать свою точку зрения, а не дождался, когда Сантьяго придет в себя, чтобы побеседовать с ним по душам, но, очевидно, тому была весомая причина, и Алехо стоило бы ее выяснить, пока тоже не стало слишком поздно. Но вместо этого он резко остановился, поменяв первоначальный план действий.
— Это моя комната, — сообщил он, указывая на ближайшую дверь. — Вот ключи: располагайтесь и отдыхайте.
— А ты, Алехо? — встревоженно посмотрел на него падре Овидио, но Алехо только ободряюще сжал обеими руками его руку.
— Пойду смотреть дальше своего носа, — неопределенно заявил он и, не желая больше терять ни минуты, распрощался с падре.
Ему предсгояло еще перехватить Эстерситу и сказать ей, куда отнести еду, и он никак не думал, что встретит ее со столь суровым и решительным выражением лица.
— Скажите мне, чем я могу вам помочь! — не терпящим возражений тоном потребовала она. — Вы можете верить мне, сеньор, и рассчитывать на меня в любом деле! Я ничего так не хочу, как быть вам полезной!
Она как будто убеждала не его, а кого-то другого, и Алехо, глянув на поднос с едой в ее руках, догадался, кого именно.
— Вы поругались из-за меня с матушкой? — виновато спросил он. Сеньоре Флорес совсем не нравилось то, с кем в последнее время общалась ее дочь, и Алехо не мог ее осуждать. Уж слишком однозначная у него была репутация, чтобы женщина в здравом уме хотела бы для дочери подобного друга. И пожалуй, Алехо оказал бы им обеим услугу, отказавшись от любых встреч с Эстерситой, да вот беда: она дейсгвительно была единственной, кому он мог доверять и кто мог помочь ему в его расследовании. «Нельзя отдавать предпочтение одной жизни перед другой», — кажется, так сказал падре Овидио? И быть может, для Алехо пришла пора к нему прислушаться?
