Это были низкие и эгоистичные мысли, но они позволили Кристине сохранить в плену себя и не показать Пилар и ее подельнику ни своей слабости, ни своего страха. А потом появились друзья, о которых Кристина почему-то забыла и в которых ничуть не верила.
Неблагодарная!
Это она усомнилась в божественной справедливости, а Господь никогда не забывал о ней. Она сетовала ему на свое одиночество, а он дал ей чудесных друзей, преданных ей всей душой и готовых рискнуть ради нее своими жизнями. Бино, Бето, Хуго — и Милагрос. Вот уж от кого Кристина не ждала смелости. И вот перед кем теперь было особенно стыдно.
Несчастная сирота, у которой в жизни были лишь одни потери и разочарования, которой никто не верил и которую никто не любил, которая пережила тот самый позор, что счастливо миновал Кристину, — она нашла силы бороться не только за себя, но и за старшую подругу, и сумела спасти их всех! Кристина не знала, как благодарить. Не было таких слов, чтобы выразить все ее восхищение силой духа Милагрос и широтой ее души. И Кристина только утешала себя тем, что позволила ей поверить в себя и не ошиблась, желая исправить допущенную к Милагрос несправедливость.
Что и говорить, она привязалась к этой девочке — сначала такой запуганной и несчастной, а сейчас расцветшей так, что Бино совсем уж не сводил с нее глаз. Кристина улыбнулась, представляя их смущенные и в то же время невероятно вдохновленные физиономии, и радовалась этой полудетской любви. Она была так нужна и Милагрос, и Бино — и так своевременно к ним пришла, что грешно было сомневаться в божественной милости. Зачем же Кристина сомневалась? Даже если Сантьяго действительно предложит ей расстаться, она не останется одна. Здесь, в Нидо-эн-Рока, у нее появились действительно близкие люди, вырвавшие ее из лап одиночества. Кристина попыталась вспомнить, когда в последний раз мучилась этим чувством, — и не сумела. На душе стало легко, словно туда пришла цветочная весна после суровой зимы. Что бы ни случилось, Кристина знала, что справится. И больше не искала причин не верить себе.
Быть может, глупо, но для сегодняшней встречи Кристина выбрала самое лучшее свое платье и попросила Милагрос уложить ей волосы сообразно важности гостя. Что это был за гость, никто до сих пор не знал, и Милагрос, пофантазировав, что сеньор герцог, вероятно, везет в свое поместье самого короля, по необъяснимому велению души сделала ей неожиданно строгую гладкую прическу, украсив ее фамильной даэроновской диадемой и прикрыв сзади легкой мантильей.
— Ох, сеньора, вам бы платье побогаче, вы бы краше самой инфанты стали, — восхищенно проговорила Милагрос, пристально рассматривая Кристину в зеркало и нанося последние штрихи. Кристина улыбнулась и вернула комплимент:
— Только благодаря тебе. Ты творишь чудеса, Милагрос, и я ни секунды не сомневаюсь, что однажды тебе предложат место при дворе. И будет выстраиваться к тебе очередь из фрейлин…
Однако Милагрос как будто вовсе не вдохновипась нарисованной картиной.
— Вот еще! — насупипась она. — Никогда в жизни не променяю вашу доброту, сеньора, на этих куриц из дворца! Видала я их: ума ни на ант, зато гонору — будто сплошь английские королевы!
Кристина сообразила, что герцог Эдуардо Веларде вполне мог иногда брать Милагрос с собой в столицу, и развеселилась от ее оценки придворных дам. Не все, конечно, были ровно такими, как их представила Милагрос, но суть она ухватила очень верно.
— Даже когда Бино станет лейтенантом королевской гвардии? — все же поддела Кристина свою подопечную и с удовольствием увидела, как та залилась краской.
— Ну что вы такое говорите, сеньора, — смущенно забормотала она, хотя все два дня, что прошли с момента драки Бино с сообщником Пилар, не отходила от него ни на шаг, и Бино, кажется, был вполне удовлетворен таким ее вниманием.
Встречать герцога Веларде он, правда, не вышел: у него оказались сломаны два ребра и Кристина собственным именем приказала ему оставаться в постели. Вряд ли она когда-нибудь заслужит за это его прощение, потому что, несмотря на всю сказочность предположений Милагрос, важным гостем оказался именно…
— Ваше величество! — в глубочайшем реверансе присела Кристина, не веря собственным глазам. Парой минут раньше из-за поворота ведущей к Нидо-эн- Рока дороги вывернуло несколько всадников в гвардейской форме, сопровождавших богатую карету с соларовским гербом, но даже тогда Кристина не поверила, что Сантьяго привезет в свой дом монаршего кузена. Мелькнула мысль, что Рейнардо мог одолжить собственную карету какому-нибудь высокородному гостю из-за границы, но сейчас время для сомнений закончилось, а началось, кажется, время для новых тревог. Кристина не забыла ни того, как относился к ней его величество до ее отъезда из дворца, ни того, как она обошлась с его доверием, и, судя по неприветливому взгляду Рейнардо, которым он скользнул по хозяйке поместья, он не забыл об этом тоже.
Кристина коротко вздохнула и сдержанно поинтересовалась, не утомились ли его величество в дороге.
— Не беспокойтесь за меня, герцогиня: я жив и божьей милостью здоров, — с чувствительной надменностью произнес тот. — Позаботьтесь лучше о вашем супруге: если его ослиное упрямство позволит ему пережить сегодняшнюю дорогу, я буду видеть в том лишь сотворенное Создателем чудо!
Слышать слово «герцогиня» в обращении к себе для Кристины показалось столь странным, что она даже не сразу поняла, что сказал его величество дальше. И только испуганный возглас Милагрос заставил ее обратить внимание на странное транспортное средство в королевском караване. Оно напоминало длинную, узкую телегу из дорогого дерева, с высокими бортами и тканевым навесом, защищавшим того, кто в ней ехал, от солнца. Поначалу она показалась пустой, но после слов его величества сердце Кристины испуганно стукнуло, предчувствуя беду.
Она осторожно шагнула вперед и вздрогнула от неожиданного душераздирающего крика:
— Ваше сиятельство!
Матильда Луго, забыв о своих обязанностях и презрев все правила приличия, бросилась к странной телеге, склонилась над ней, бормоча какие-то молитвы и едва не всхлипывая от все еще скрытой от других картины, и Кристина зажмурилась, словно перед прыжком в ледяную воду, не в силах заставить себя сделать новый шаг и принять неизбежное, и только ощущение пронзительного, оценивающего королевского взора на затылке наконец вынудило ее податься вперед — и едва удержать испуганный возглас.
Один взгляд на мучительно бледное любимое лицо, на сведенные болью брови, на искусанные губы — и телега вдруг почудилась гробом; и Кристина, перестав замечать кого-либо еще, бросилась к мужу, схватила его за руку, сжала ее так, что наверняка причинила Сантьяго новую боль, но он только улыбнулся и поднес ее пальцы к губам.
— Все в порядке, родная, — глухим, перехваченным, но совершенно спокойным голосом проговорил он, и Кристина почувствовала, как по щекам и по носу потекли предательские слезы. — Доктор сказал, что через две недели я буду как новенький. А пока безумно хочу перебраться в собственную постель и выдохнуть после дороги. Кажется, она еще никогда не была столь длинной.
