Дверь закрылась — и в комнате повисла тишина. Кристина не знала, как начать разговор, — кажется, не знал этого и Сантьяго. Слишком много накопилось невысказанного, а последние два письма, которыми они обменялись, были написаны настолько деловым и бесчувственным тоном, словно их писали чужие друг другу люди. И не было меж них ни проникновенных слов, ни уютных объятий, ни жарких поцелуев. Сантьяго Веларде вполне достанет холодности, чтобы просто вычеркнуть все это из своей жизни, но пока еще он не сказал этих убивающих фраз и пока Кристина могла заблуждаться, представляя, что он приехал именно к ней…
— Кристина…
Она приблизилась к кровати, опустилась на пол, взяла его руку в свои и, зажмурившись, поднесла ее к губам. Секунда, какое-то мгновение смятения — и Сантьяго этой же рукой обхватил ее за голову, притянул к себе и жадно приник губами к ее губам.
Пресвятая Дева!
Как же Кристина скучала по его поцелуям! Как же боялась, что никогда больше их не почувствует! Но все это позади — и страхи, и переживания; и Сантьяго снова был с ней, и снова терзал ее губы — так требовательно и в то же время отчаянно, словно тоже нуждался в Кристининой близости — ах, лучше этого и быть ничего не могло!
— Прости! Я был не прав!
Кристина выдохнула, не желая просыпаться. А где еще, как не во сне, Сантьяго Веларде мог сказать ей «ты» и смотреть так, будто не мог наглядеться и будто ничего так не желал, как ее прощения и понимания?
— Когда поцеловал меня без всякого на то повода? — совершенно не к месту ввернула шпильку Кристина, но от охватившей ее радости все умные мысли и слова разбежались, не желая выполнять свое предназначение. Особенно когда Сантьяго в ответ улыбнулся и ласково погладил ее по щеке.
— Я хотел увидеть улыбку на твоих губах — это весьма весомый повод, — не менее дерзко сообщил он, и Кристина послушно заулыбалась, не в силах иначе выразить счастье. И не нужны были никакие оправдания. Нечего Кристине было прощать. И она не хотела тратить на эти мучительные слова драгоценные минуты своего с Сантьяго уединения.
— Очень сложно видеть улыбку на моих губах, целуя их, — чуть вызывающе заметила она, и Сантьяго, усмехнувшись, запечатлел новый поцелуй на ее руке.
— Принимается, — заявил он. — Но ты должна сделать скидку на мое состояние. Как только я приду в себя, так сразу перестану говорить глупости.
Вот уж чего Кристина совсем не хотела!
— О, это будет весьма прискорбно, — покачала головой она и тоже осторожно провела пальцами по его лбу, спустипась по виску к щеке и почувствовала, что снова краснеет. — Лишь ваши глупости, сеньор, позволяют мне считать себя не такой бестолковой, как есть на самом деле. Если вы откажетесь от них, мне останется лишь молчать.
— Вот уж чего я совсем не желаю! — озвучил Сантьяго ее мысли. — Мне нужно многое рассказать вам, Кристина, и еще больше спросить, и ваше молчание я допускаю лишь в тех случаях, когда мы с вами найдем весомый повод не разговаривать.
А вот теперь щекам стало совсем жарко. Не так-то легко снова привыкнуть к мужу после долгой разлуки. И понять, когда он серьезен, а когда шутит. Мог ведь говорить и о размолвке.
— Мне известен лишь один весомый повод, чтобы оборвать беседу, — смущенно пробормотала она и не смогла не заметить, как у Сантьяго потемнели глаза.
— Именно его я и имел в виду, — чуть хрипловато проговорил он, и Кристина сама подалась к нему. Слишком сильное искушение. Слишком сладкое…
И все же долг для Сантьяго был превыше всего, и спустя пару минут он не преминул об этом напомнить.
— Я прошу прощения у вас, Кристина, за чересчур вольное обращение, — первым делом решил он расставить все точки над i. — Мне не хотелось придумывать для Рейнардо причину, по которой после четырех месяцев брака мы с вами все еще на «вы», и я, вероятно, оскорбил вас подобной выходкой…
Кристина покачала головой и решилась на правду.
— Ваши оправдания выглядят куда обиднее, — сдержанно сказала она. — Я было подумала, что наконец завоевала ваше доверие.
Теперь он стиснул ее пальцы так, что Кристине стало больно, но эта боль вытеснила горечь из ее груди, пустив туда предчувствие чего-то хорошего.
— Мое отношение к вам никак не зависит от моего обращения! — с искренностью поговорил Сантьяго. — Я был уверен, что вам неприятно столь бесцеремонное обхождение, и не желал уподобляться кузену в подобных фамильярностях. Но если вам осточертела эта возведенная этикетом стена столь же сильно, как мне…
— Ничуть не меньше, — улыбнулась Кристина, вдохновленная его неожиданной вспышкой. — Похулиганьте, сеньор Веларде. Вам это очень к лицу.
Сантьяго усмехнулся. Потом чуть отодвинулся, хотя доктор наверняка велел ему не шевелиться, и предложил Кристине переместиться на кровать. Но она только покачала головой.
— Хочу видеть ваши глаза, Сантьяго, — объяснила она и тут же в очередной раз вспыхнула, заметив его веселый обвинительный взгляд. — Твои глаза, — вполголоса исправипась она и пожала плечами. — Вряд ли я быстро научусь говорить герцогу Веларде «ты».
— С герцогом Веларде это весьма непросто, — согласился ее непредсказуемый муж. — Поэтому предлагаю начать с меня. Меня зовут Сантьяго, сеньора, и я к вашим услугам для любых хулиганств.
Нет, с ним просто невозможно было разговаривать, не улыбаясь и не радуясь каждому его слову! Судьба подарила Кристине знакомство с самым изумительным мужчиной на свете, и больше она ни за что от него не откажется!
— И Сантьяго расскажет мне обо всем, что с ним произошло? — решила она пойти ва-банк. — Ничего не срывая, без ложной скромности и заботы о моем душеном спокойствии?
Сантьяго усмехнулся и позволил себе погладить ее по щеке. Кажется, он не имел на это никакого права. Кажется, он обидел Кристину и так и не услышал, что она его прощает. Кажется, он нарушил все мыслимые законы чести, вынудив ее отвечать на свои дерзкие поцелуи, — и, кажется, она совсем не сердилась на него за это. А он придумал не один десяток оправданий, слишком хорошо понимая, что его бесчувственное казенное письмо никак не способно хоть немного скрасить то впечатление, что у Кристины должно было остаться после их последнего расставания.
И рана на спине, напоминающая о себе на каждой кочке убийственно длинной дороги до Нидо-эн-Рока, и вымотавшая больше, чем Сантьяго мог себе позволить в преддверии встречи с Кристиной, не давала ему в грядущем объяснении никаких привилегий. Сантьяго не хотел видеть в Кристининых глазах жалости; только восхищение, о котором в его состоянии приходилось лишь мечтать, но которое уже столь привычно лишило разума и толкнуло на столь же привычные хулиганства. Не давая ответа на вопрос, почему Кристина снова простила, но пробуждая в душе не менее хулиганское чувство, для которого там до сих пор не было места.
— Кажется, своей заботой я способен лишь разрушать его, — заметил Сантьяго, и Кристина закусила губу, скрывая улыбку, но, вне всяких сомнений, соглашаясь с этим утверждением. И меньше всего после этого хотелось говорить о делах. Хотелось обхватить Кристину за талию, затянуть ее на кровать, уложить на себя, заглянуть в озорные карие глаза, запустить пальцы под эти удивительные косы, которые сегодня окончательно свели его с ума…
