Тут она резко выдохнула и с мольбой взглянула на Кристину.
— Но тогда — это был последний раз, сеньора, правда! — с силой и искренностью выдохнула она. — Я пообещала на могилах мамы и дядюшки, что больше никогда не стану лгать и подслушивать, — и я держу свое слово! Я…е
Она на секунду остановилась, сжимая кулаки, и даже у Сантьяго не нашлось повода не верить тому, что она переживает. Хотя, конечно, ее любопытство немало его беспокоило. Новых шпионов в собственном доме Сантьяго терпеть не собирался.
— Королева была очень плоха, и мне порой было сложно понять, что она говорит, — продолжала между тем Милагрос, открыв глаза и уткнувшись взглядом в сведенные судорогой пальцы. — Я даже хотела бросить это дело: королева, конечно, интересно до ужаса, но ведь она всем известная праведница и каяться ей не в чем. И я почти уже уговорила себя уйти, как вдруг вздрогнула от страшного дядюшкиного голоса. «Вы убили короля?» — так громко переспросил он, как никогда еще не бывало даже в обычной жизни. Я снова приникла к скважине, уверенная, что ослышалась. А королеве эта дядюшкина вспышка как будто придала сил: она заговорила громче и отчетливее…
Сантьяго весь превратился в слух, ловя каждое слово Милагрос и ощущая словно бы единение с той восьмилетней девчонкой, которая прижимала ухо к двери и силилась понять, что все это значит.
— Она сказала: «Да, это мой грех, за который я заплатила своей жизнью на земле и буду вечно гореть в аду, — негромко, но очень четко и с каждым словом все торжественнее выговаривала Милагрос. — Меня свела с ума любовь, падре. Я узнала мужчину, к которому прикипела всем сердцем, и больше не могла принадлежать другому. Мы вместе задумали это преступление, и ни один из нас не колебался, вынося приговор. Мы подкупили егеря, и он натравил на короля разъяренного вепря. Все вышло ровно так, как мы рассчитывали: Ламберт погиб, а Рейнардо проникся к Кинтину сильнейшей благодарностью, позволившей ему остаться со мной. Я знаю, что это непростительный грех, падре, но и теперь не жалею о нем. Я была счастлива и готова ответить за свое счастье перед богом. Я боюсь лишь за детей. Только сейчас я осознала, какому человеку доверяю их судьбы. Кинтин помешан на власти и ради нее готов на все. А если Рейнардо однажды станет ему мешать? Если…» — голос Милагрос замер на высокой ноте — и снова понизился до равнодушного шепота. — На этом месте меня поймала мама и хорошенько выдрала за уши. Я обиделась на нее и удрала к соседям. Если бы я знала, что это был последний раз, когда я видела ее живой…
Она всхлипнула и затерла глаза кулаками, словно прорвав повисшую гулкую сеть трагичности. Сантьяго тоже провел рукой по лицу, то ли стараясь убедить себя, что не спит, то ли пытаясь отмыться от вылитого на него ушата грязи. В то, что рассказала Милагрос, было почти невозможно поверить, но он почему-то поверил сразу. Отец с самого начала подозревал, что с гибелью короля не все чисто, но доказать чью-либо причастность к подобному престугтлению не сумел. Сантьяго считал, что более глупого способа покушения, чем натравливание вепря на человека, не существует, ибо шансов на то, что норовистое животное выполнит поставленную задачу, куда меньше, чем шансов на то, что план сорвется и жертва уцелеет, а потому относился к его обвинениям с изрядной долей скепсиса. А выходипо, что отец был прав?
И не за это ли поплатился?
Сантьяго выдохнул, стараясь взять себя в руки и не спугнуть эту девичью откровенность неловким словом.
— Ты рассказала об этом отцу? — почти не резко выговорил он. Милагрос судорожно сглотнула.
— В тот самый день, когда он погиб, — она еще ниже опустила голову, как будто действительно могла быть виновата в его смерти. — Я все знаю о тайне исповеди и ни за что не открыла бы последние слова королевы, но ваш батюшка… герцог Эдуардо… Он тогда зачем-то пригласил меня во дворец… To есть, я рада, конечно, была, просто не знала, чем заслужила… Смотрела парад рядом с ним и думала, что я самая счастливая девчонка на земле. И не замечала, как он хмурится, глядя на возглавляющего парад регента. А потом он вдруг сказал: «Если бы мне только удалось доказать, что этот мерзавец убил короля!..» Я… понимаю, что не должна была открывать ему то, что знаю… Но он столько сделал для меня, и я думала, что таким образом сумею ему помочь! А он… он…
Милагрос задышала так коротко и надрывно, что не оставалось никаких сомнений в накрывающих ее рыданиях. Кристина немедля села рядом с ней и обняла, прижав ее голову к своему плечу. Сантьяго тщетно старался совладать с разбуянившимися мыслями, бьющимися в виски с такой жестокостью, что ему самому пришлось зажмуриться, пережидая боль. Неужели открытие этой тайны и отцовская смерть взаимосвязаны? Неужели герцог Эдуардо Веларде, получив наконец неопровержимое доказательство своей правоты, не справился с эмоциями и сделал какую-то глупость, стоившую ему жизни? Конечно, на всю страну было объявлено, что его убил освободившийся из тюрьмы злодей, пойманный на месте преступления, но в подобные совпадения Сантьяго просто не верил. И жаждал найти доказательства своей правоты.
— Отец отправил тебя домой, правильно? — припомнил он собранные по крупицам события того дня.
— Сразу после того, как взял с меня клятву молчать, — всхлипнула чуть успокоившаяся Милагрос. — Я знаю, что согрешила, нарушив свое обещание, тем более сейчас, когда герцог Эдуардо в лучшем мире… Но я не хотела дурного, сеньор! Я обязана герцогу Эдуардо жизнью, и я бы никогда!.. Никогда!..
— Я попрошу падре Овидио отпустить тебе этот грех, — неожиданно даже для себя устало проговорил Сантьяго, и Кристина взглянула на него с трепетом. Нет, она никогда не сомневалась в широте его души, и в ней, вне всяких сомнений, должно было найтись место и для отцовской воспитанницы, несмотря на то, сколь сурово он с ней сначала обошелся! Она чуть подалась вперед, не вставая, однако, с софы, в ожидании нового знака, и Сантьяго ее не подвел. — Ты не должна считать себя виноватой ни за то, что решилась ослушаться своего опекуна, ни за то, какая судьба его постигла, — справедпиво рассудил он. — Не в твоей власти было уберечь его и меня от беды, но я рад, что ты этого хотела. Отец не ошибся, когда приблизил тебя к себе, и мне искренне жаль, что я не был столь же прозорлив, как он и сеньора Веларде.
Он посмотрел на Милагрос с какой-то особой мягкостью, и она, бросившись к нему, прижалась губами к его руке, словно бы отдавая долги. Сантьяго жестом поднял ее с колен, улыбнулся и попросил новый лист бумаги, чтобы черкнуть для падре Овидио несколько строк. Милагрос с благоговением поднесла ему требуемое и отошла к Кристине, застыв возле нее, словно изваяние. Что она чувствовала сейчас, глядя, как Сантьяго с трудом выводит неровные буквы? Облегчение? Вину? Горечь? Раскаяние? И что чувствовал Сантьяго, узнав о подобном вероломстве жены своего дяди и выяснив новые подробности гибели собственного отца? Кристина была уверена, что ему в голову пришли те же самые мысли, что и ей. Что герцог Эдуардо неосторожно бросил в лицо регенту обвинения в смерти друга, а тот нанял человека, чтобы он его убил. И Кристина могла только радоваться тому, что Сантьяго сейчас был не в состоянии повторить отцовскую ошибку. Такого несчастья, несмотря на все красивые слова, Кристина точно бы не простила.
