Пока он говорил, ицеки Матильды то бледнели в чувстве вины, то окрашивались ярким румянцем гнева.
— Да как вас спросишь-то, когда вас нет никогда дома? — пробормотала она. — А писать опасливо: вдруг там у вас, во дворце, перехватят, а я вас подставлю своими вопросами?
Сантьяго скрипнул зубами. Она, конечно, была права, но, кажется, он никогда еще не злился на кормилицу так, как в этот момент.
— Присмотреться! — рыкнул он. — Посоветоваться! Или послушать, наконец, другого человека! Глядишь — давно бы уже узнала, что Кристина Бето твоего от петли спасла. И не пришлось бы теперь кусать локти от собственной дурости в компании столь же неблагодарного осла, как и ты!
— Батюшки! — вскочившая было на ноги Матильда грузно опустипась обратно на стул и в ужасе возвела глаза в небо. — Так вот что Бетито все выяснить у меня пытался: знаю — не знаю? Расскажите, ваше сиятельство, сделайте милость! А я уж потом перед вами покаюсь. А сейчас должна понять!..
Сантьяго пожал плечом и в нескольких словах описал тот мужественный и милосердный поступок Кристины, который в свое время заставил его увериться в ее душевной красоте и силе духа. И почему только он позволял себе раз за разом о них забывать? Душу бы продал, чтобы прямо сейчас, в эту же самую секунду, сжать ее в объятиях и попросить прощения за собственный эгоизм. Но Кристина была далеко, не зная о его раскаянии, а Сантьяго следовало воспользоваться нынешней возможностью, чтобы навсегда избавить ее от подобных неприятностей.
К концу рассказала лицо Матипьды закаменело, а по щеке скатилась одинокая слеза. Матильда раздраженно вытерла лицо, однако глаз на Сантьяго не подняла.
— Вы… очень жестоко поступили, ваше сиятельство, скрыв от меня это происшествие, — наконец проскрипела она и глубоко вздохнула. — Не со мной жестоко: мне то что, я перед сеньорой извинюсь и больше мысли о ней дурной не допущу. А вот ей каково знать, что она для вас просто «гостья»? Она-то… души в вас не чает. Как доктору вас передала, так успокоиться никак не могла, только ради вашего кузена в руки себя и взяла, чтобы сад ему обещанный показать. Я, грешным делом, подумала, что это спектакль такой, чтобы наедине с ним остаться. А выходит, это вы спектакль играли, и теперь еще играете, не думая о чужих сердцах. Грешно это, ваше сиятельство! И добра вам не будет, пока у вас на сердце ледяной панцирь. Уж не думала я, что такие слова буду сыну сеньора Эдуардо говорить, но услуга за услугу. Вы… определитесь уж, что вам на самом деле дорого, и не портите собственными страхами жизни ни себе, ни другим. Все на самом деле куда проще, чем вам кажется. Стоит лишь поумерить фамильную гордыню.
C этими словами она снова поднялась, манерно поклонилась Сантьяго и оставила его одного то ли зализывать раны, то ли растравлять новые.
Глава сорок седьмая: Мотив
— Присядьте! — не терпящим возражений тоном Рейнардо указал Кристине на мраморную скамейку в затененной старыми ивами беседке, и Кристина не нашла мужества отказаться. Перед глазами все еще стояли окровавленные ладони, причинившие Сантьяго столь сильную боль, что он даже не мог говорить, и сердце билось раненой птицей, не в силах угомониться, даже когда доктор сказал, что никакой опасности нет и герцогу стоит лишь быть чуть осторожнее. Кристина кивала и благодарила, обещая проследить за его сиятельством, но не могла не понимать, что сама и стала причиной его неосторожности и в собственном помешательстве едва не довела его до беды.
Не могла она противиться Сантьяго. Не могла и не хотела, поскольку сама жаждала его близости больше манны небесной, и когда он наконец решился пойти дальше поцелуев…
Ох, даже сейчас, в этом чувстве вины и раскаяния, становилось жарко. Его бесстыжие губы, обжигая кожу, волновали и словно бы пробуждали тело, и Кристина позволила бы ему любые хулиганства и не пожалела бы о них, чем бы ни закончился их случайных брак. Она пошла бы до конца, забыв о собственном будущем, лишь бы узнать, каково это — быть любимой Сантьяго и быть желанной для любимого мужчины. Она присвоила бы его себе — пусть ненадолго, пусть даже на один раз, но не отказалась бы от этого счастья и сделала бы все, чтобы и Сантьяго не пожалел.
Но небеса решили иначе. И Кристина, посылая Пресвятой Деве одну молитву за другой, поклялась, что больше ни за что не позволит Сантьяго рисковать собой. Что будет держаться поодаль от него, пока доктор Монкайо не скажет, что герцог Веларде здоров. Что принесет в жертву собственные желания, лишь бы больше не испытывать боли. Наверное, весьма самонадеянно было думать, что кому-то сверху интересны ее отречения. Но Кристина искала способ загладить свою вину — и не могла его найти.
— Мы с вами товарищи по несчастью, не находите? — донеслись до ее ушей горькие слова Рейнардо, и Кристина с удивлением обнаружила его сидящим рядом с собой. — Вы ведь вините себя за страдания мужа. Ровно как и я — за то, что стал невольной причиной их зарождения.
Вряд ли можно было сказать что-либо более действенное для того, чтобы Кристина вынырнула из самобичевания и вернулась к реальности.
— Но это же неправильно, ваше величество! — воскликнула она. — Сантьяго пострадал, пытаясь защитить Викторию…
— И состоя у меня на службе, — напомнил Рейнардо и посмотрел куда-то поверх невысокой стенки беседки. — У меня не так много родственников, чтобы не дорожить ими, Кристина, и чтобы позволять себе не понимать очевидных вещей. Но я также знаю, что Сантьяго сам избрал этот путь и только сам несет ответственность за свои действия. Как бы это ни выглядело со стороны.
Кристина неожиданно поняла, что вовсе не утешения искал Рейнардо в их уединении, а хотел приободрить ее. И если вспомнить, что Сантьяго действительно сам сегодня начал сумасбродничать, то по всему выходило, что его величество прав. Вот только…
— Совесть думает иначе, — негромко проговорила Кристина, и Рейнардо кивнул. Кристина вздохнула.
— Разочарованы? — неожиданно спросил он и пояснил ее недоумению: — Королю не пристали подобные слова и сомнения. Он должен подавать пример и заражать всех своей решимостью и бескомпромиссностью.
Кристина осторожно повела плечами.
— Мне кажется, вы слишком многого требуете от себя, ваше величество, — мягко проговорила она. — Бескомпромиссные люди часто бывают жестоки, а решительные — эгоистичны. Если Господь наградил вас совестливым и милостивым сердцем, значит, он очень любит Эленсию и не желает ей новых потрясений. Король, умеющий считать жертвы, никогда не допустит лишних смертей и несчастий своего народа.
Рейнардо усмехнулся, по-прежнему не глядя на Кристину.
— Благими намерениями вымощена дорога в ад, герцогиня, — напомнил он. — Главное правило короля — это умение принимать решения. Плохие ли, хорошие ли, но он не должен колебаться и тем самым порождать у приближенных надежду на то, что на короля можно влиять и использовать его в собственных целях. Я же слишком долго позволял себе уклоняться от этого правила, чтобы считать себя способным теперь ему следовать. Вы не боитесь, герцогиня, жить в стране, правитель которой подвластен чужому влиянию? Ведь таковое могут оказать и ваши враги.
